Читаем Русь не поставить на колени(СИ) полностью

Две крупные широкоплечие женщины неторопливо натягивали резиновые перчатки. Еще одна в белом халате механическим голосом ученого скворца произнесла:

- Раздевайся!

Владимир оторопел:

- Чего?

Женщина в белом халате кивнул и повторила:

- Раздевайся, будем проводить обыск!

Владимир оторопел, он не ожидал подобного обращения.

-Он ваш, можете его кастрировать! - Захохотали охранники-эсесовцы.

-Раздевайся! Быстрее щенок! - "Гориллоподобные" дивы-надзирательницы подняли его за волосы.

-Похоже мальчик не в себе! - Давай поможем ему! - И начали грубо срывать одежду. Ошарашенный Владимир лишь вяло сопротивлялся, майку порвали, ботинки сдернули вместе с носками, а когда попытались стащить трусы, он рывком вырвался и ринулся бежать. Несколько охранников ринулось ему наперерез, мальчик поднырнул и проскользнул между ног. После прибавил прыти, но далеко уйти не удалось, навстречу ему выскочила крупная оскаленная овчарка, а за ней и бульдог. Владимир Рыбаченко не выдержал и повернул назад. Тут-то на него и налетела свора надзирателей. Они принялись месить заключенного пацана пластиковыми, со стальным стрежнем, дубинками. Возможно, они бы забили его, если бы грозный окрик не остановил:

-Этот клоп еще может пригодиться для следствия, прекратить!

Мальчика подняли, плеснули в лицо холодной водой, затем повернули, бросили на живот. Главный эсесовец ревел:

-По пяткам его, чтобы не бегал, только не покалечить!

Ребенку-заключенному врезали по босым пяткам несколько раз с оттяжкой. Владимир вскрикнул и заскулил, по полным щекам лились слезы.

Вместо сочувствия, ядовитое шипение:

-Это еще цветочки, а когда тебя допросит следователь, ты еще не так запоешь.

Мальчика подняли и подвергли унизительному и дотошному обыску. Надавили пальцем на пупок, от чего в животе возникли судорожные спазмы. Заглянули в рот, уши, ноздри, обыскали с головы до пят, грубо ощупав даже срамные места. При этом еще включили фонари, хотя и так било четыре ярких прожектора с разных мест. Рыбаченко-младшему, разумеется, было стыдно и страшно, а когда ковырялись в теле, вставляя зонды и шланги: противно и очень больно. Невольно пищишь в этом тюремном аду.

Он перестал считаться за человека, все говорило, что он арестант, бесправная личность. Его бросало то в жар, то в холод: лицо бледнело, как у мертвеца и тут наливалось вишневым цветом. Потом вот голышом его повели к парикмахеру. Несколько босоногих девушек, в полосатых робах и легких кандалах, захихикали, видя, как пацан краснеет и пытает укрыть срам, но руки живая проволока держит сзади. Запястья немеют от напряжения.

И обязательные атрибуты - портрет Адольфа Гитлера, тошнотворного урода. Поверьте реальная усыпанная бородавками жаба и то краше этого вампира с усиками. И такие портреты на каждом углу. Сама парикмахерская, в зеркалах и с прожекторами, напоминает зал обыска, а кресло -зубоврачебное, да еще с зажимами.

Человекообразных полицай в черном костюме и липкими в резиновых перчатках лапами грубо придавил голову, как барана состригла туповатой машинкой, было больно, лезвие задело, свежую шишку. Мальчику казалось, что с каждым клоком срезанных светлых волос отлетает его душа и частица собственной индивидуальности. А грубый парикмахер-садист бесцеремонно, словно по живому топчет их. Когда закончили, надсмотрщик-эсесовец врезал дубиной по свежевыбритой голове.

-Получай, лысый!

Владимир едва не потерял сознание, ноги подкосились. Схватив за многострадальные уши, его подняли, поволокли в душевую. Там его поставили в центр кабины и заперли, предварительно сыпанув хлоркой на лицо и плечи. Мальчишка замер, ожидая очередной пакости тревожно прислушался. Загудело, и на него обрушился поток обжигающей горячей воды. Пошел пар, кожа покраснела, адская боль, казалось, сгораешь.

-Помогите! - Заорал пленный пацан.

В ответ кипяток прекратился, и обрушилась студеная вода. От ее потоков стало сводить зубы. Владимир стал замерзать и трястись, как вдруг на него вновь обрушились жгучие волны. Затем ледяной холод. Попавший в ад мальчишка, впал было в истерику, но пытка водой прекратилась. Красный как рак он вышел из кабины, ступать приходилось на носки, пятки посинели от хлестких дубинок.

Теперь его повели в другой зал. Там его голого фотографировали с разных точек, измеряли, взвешивали, брали кровь из вены. Переписывали приметы и родинки, искали шрамы, ожоги. Затем последовал смешок.

-А теперь на пианино поиграем.

Это было снятие отпечатков пальцев, причем сняли не только с рук, но и с ног, аккуратно смазав сбитые ступни черной краской. Затем вымазали и губы, было очень противно, голову грубо придавили к белому листику. Мальчишка попытался плюнуть, но ему врезали кулаком по лицу. Голова дернулась, лязгнули зубы. Просветили рентгеном, сфотографировав внутренние органы. Потом подвели к зеркалу. Владимир ошарашено смотрел, на себя. Съежившийся лысый мальчишка с фингалом под глазом, распухшими черными губами, на голове несколько шишек, на голом жирноватом, но крепком теле синяки и следы от дубинок.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза