Русь против европейского ига. От Александра Невского до Ивана Грозного

Но Довмонт на этом не остановился. Молниеносным броском он захватил Ладогу, северный форпост Господина Великого, «в которой были многие люди великого князя Дмитрия Александровича» (В. Н. Татищев). Всех освобожденных он также отправил к тестю. Судя по всему, это были те самые заложники, которых новгородцы взяли у Дмитрия. К тому же, Псковский князь ограбил Ладогу, словно вознаграждая себя этим за нервотрепку и непомерные труды, намеренно провоцируя новгородцев на скандал и разрыв отношений. Это как раз было в характере Довмонта. Но новгородцы лучше других знали повадки и характер князя, а потому вновь стерпели и утерлись, не желая понапрасну дразнить мстительного воина. Подводя итог всей этой истории, скажем: вступая в конфликт, который больше касался его родственников, чем его самого, Довмонт не испугался ни новгородских полков, ни раздора с могущественной боярской республикой, что характеризует его с самой положительной стороны. Немногие в те страшные времена рискнули поступить так, как это сделал он. После этого Довмонт вновь исчезает со страниц летописей, и имя его появляется там лишь в 1299 году. Это был страшный год в истории Пскова, ибо на Русь снова пришли крестоносцы.

В этот раз пришли тайком, как тати в ночи подкрались под городские стены – «изгониша немци изгонною ратью» (Псковская III летопись). Братья-рыцари действовали с особой жестокостью и цинизмом: напав на беззащитные псковские пригороды, они разграбили и сожгли Снетогорский и Мирожский монастыри. Но ливонцы не ограничились банальным грабежом, они учинили жуткую резню среди монахов. От рук благочестивых католиков погибли основатель Снетогорского монастыря Иоасаф и игумен Мирожского монастыря Василий. Латинское воинство явило свое истинное лицо. Постепенно из идейных борцов за веру они вырождались в обыкновенных бандитов.

Крестоносцы деловито грабили посад, заодно уничтожая всех, кто подворачивался им под руку. Для рыцарей с черными крестами на плащах это больше напоминало забаву. Все больше трупов оставалось там, где они проходили. Женщины и дети толпами бежали по направлению к городским воротам, спасаясь от мечей и копий разъяренных Христовых воинов. Ярким пламенем занимались дома, подожженные ливонцами. Своим багровым светом они освещали страшную картину. Пламя, выпущенное на свободу, радостно бушевало, помогая немцам вершить свое черное дело. Кровь и пепел, вот что должно было остаться после них. Огонь пожирал все, до чего мог добраться, он охватывал все большее пространство. Иногда сквозь веселый треск пламени прорывались истеричные крики о помощи, вопли умирающих и тяжелый металлический лязг. Это те из мужчин, кто успел схватить оружие, отчаянно бились на улицах, из последних сил сдерживая вражеский натиск. Но их было слишком мало, и защитники посада гибли один за другим. Залитый кровью своих жителей, Псков погибал в огне.

В этот момент огромный зев городских ворот распахнулся грозным оскалом, и оттуда на рысях вылетела конная дружина отважного Довмонта. Князь уже был стар, но годы не убавили его ратного пыла, не укоротили характер, не сломили осанки. Он, как и в молодые годы, скакал во главе гридней. Считать врагов князю было некогда. Ждать, пока вооружатся и соберутся все псковские ратники, тоже. Город, где он правил долгие годы, умирал, а под мечами крестоносцев гибли женщины и дети. Отсиживаться за стенами было не в характере Довмонта, да и медлить было нельзя. Пусть шансы на победу и невелики, пусть помощи ждать неоткуда, но, тем не менее, князь лично повел своих гридней в атаку и ударил по немцу. Русские воины как волки набросились на незваных гостей. А для волка размер противника не имеет значения. «Божьи дворяне» не ждали такого дерзкого нападения и не приняли никаких мер предосторожности. Совершенно уверовав в свою безнаказанность и убедив себя в полной и безоговорочной победе, они ее упустили.

Никогда не бился так люто Довмонт. Злость и ненависть, две эти подруги неразлучные заменяли ему то, что время и возраст у него начали отбирать, – силу. Плечом к плечу со своим князем бились его верные гридни. Рыцари не сумели и не успели построиться в боевые порядки, и теперь конница русских вминала их в стены домов, втаптывала в брусчатку узких улиц, сметала со своего пути. Откуда взялись эти русские дьяволы? – бешено отбиваясь, бормотали ливонцы.

Теперь рубка шла уже везде. Дрались среди пылающих улиц и на берегу реки, у каменных стен и у городских ворот. Озверевшие от крови и ярости дружинники секли крестоносцев мечами, рубили боевыми топорами, гвоздили палицами и кистенями. Разве что зубами не грызли.