Русалочка: книга-игра

Ночному туману младенца не унести. Змея задушит ребенка в объятьях. Нужен был кто-то, кто помог бы колдунье проникнуть в спальню малышки. А что фея подарит смышленого Крабса крестнице, Грубэ не сомневалась.

Теперь, склонившись над колыбелью, старуха шептала, изучая черты юной принцессы, как свою собственность.

– Чуть заметный пушок и темные глаза. Это хорошо, я буду блондинкой с карими глазами!

На пороге, помахивая тросточкой, появился проныра Крабс, бесцеремонно заглянул в колыбель:

– Ну-с, ай да я! Отличнейшая работа, не правда ли, сударыня? – и пощекотал Русалочку под подбородком клешней.

Майя улыбнулась, пуская пузыри.

– А теперь не грех и расплатиться.

Ведьма мрачно усмехнулась. В соседних покоях день и ночь кипел котел с соленой водой – Крабс много знал. А Грубэ не собиралась рисковать своим сокровищем. Ведьма подцепила Крабса, цедя сквозь зубы:

– Будет, будет тебе награда!

Увидев чан, из которого курился пар, Крабс почуял неладное. Но было уже поздно: ведьма подержала его над кипятком:

– А вот поглядим, как ты смотришься в вареном виде да на блюде с хрустящей картошкой!

Приятель! Не хмурься, хоть ты ошибся, выбрав вариант 2b.

Правда, ты многого не узнаешь о Майе, зато сразу очутился в главе 4с.

Грустная получается сказка, не правда ли? Но все еще может кончиться по-иному. Давай, дружок, опять попробуем проникнуть во дворец морского царя.

Глава 2c

Итак, ты выбрал в подарок Русалочке имя...

Перезвон бубенцов сливался с шепотом колеблющихся водорослей. В самом центре парка, окружавшего дворец Русалочки там, где шума, балаганчиков и бродячих фокусников больше всего, была танцевальная площадка фей. В зелени мерцали махровые маргаритки. А пунцовые морские звезды служили подушками зрителям. Айя, танцуя, отдавалась мелодии, которую выводили невидимые музыканты. Ей казалось, все взоры, все восторженные крики толпы принадлежат только ей.

– Майя, Майя, – время от времени шептала фея, привыкая к звучанию имени крестницы и чуть грустя, что у Русалочки все впереди.

А Айя уже пожила на свете. Фее взгрустнулось. Она опустила прозрачные крылья, незаметно выбираясь из круга, и в одиночестве побрела по аллеям. Сквозь спутанные водоросли мелькнул огонек. Повинуясь внезапному желанию, Айя свернула с тропинки и оказалась в зарослях колючих розовых кустов.

В который раз удивлялась фея, как Нептун сумел собрать в саду дочери самое лучшее, что росло, цвело, жужжало и пело. И право же, стайка блестящих чешуей рыбешек смотрелась ничуть не хуже, чем стайка снегирей.

Эта часть парка казалась Айе смутно знакомой, словно бы раньше, может, во сне, она видела белую беседку, увитую плющом и виноградными лозами. Ручей нетерпеливо перепрыгивал через пестрые камешки. Айя закрыла лицо руками. Вспомнилась прежняя жизнь.

Феей Айя стала недавно, каких-то полторы сотни лет назад. А раньше была дочкой художника. Помнила время, когда они с отцом жили в мансарде под самой крышей. Отец порой ворчал, что соседние крыши заслоняют свет и мешают работать. Но Айя любила просыпаться, слушая, как совсем рядом воркуют голуби, а по жестяному настилу крыши грохочут деревянные башмаки соседнего мальчишки. Так, наверное, и прошла бы ее жизнь, спокойная, точно гладь на озере, если бы не привычка Айи подолгу смотреть на полосы солнечного света на соседней крыше. Иначе ей никак бы не удалось заметить солнечную девочку, появившуюся однажды перед закатом. Айя опасливо глянула вниз. Окно мансарды от края крыши отделяла полоса пустого пространства. Сверху люди и экипажи казались не больше муравьев. А солнечная девочка, свесив ноги с карниза, лукаво улыбалась и манила Айю. Айя встала на подоконник, протягивая руки к новой подруге, и сделала один короткий шаг. Ступня не удержалась на скользкой жести, но солнечная девочка крепко схватила Айю за руку и увлекла за собой. Айя почувствовала, как и сама становится легкой. Легче пуха, легче воздуха. Дети, кружась, поднимались к солнцу. Они не слышали, как истошно закричала молочница. Не видели, как вокруг тела разбившегося ребенка собралась толпа, как художник, упав на колени, со стоном прижимал к себе слипшиеся от крови волосы Айи.

А для Айи открылся новый чудеснейший мир. Правда, в первое время она все еще навещала отца. Художник, обхватив голову руками, сидел и часами смотрел на соседнюю крышу. Айя тормошила его – художник не замечал. А однажды увидела, что ее портрет, начатый отцом несколько месяцев назад, украшает черная ленточка крепа. И тогда Айя поняла, что умерла, разбилась упав с нагретой солнцем крыши. Но ее новое естество противилось самой мысли о смерти. Смерть представлялась чем-то вроде бесцветного мучного червя, грызущего желтые кости скелета.