Глава 3a
– Русалочка! Русалочка! – Крабс, отдуваясь, вскарабкался на валун. Лапки соскальзывали и разъезжались.
Русалочка выглянула из-за скалы и, поднырнув, сдернула Крабса.
– Чур, осалила! – крикнула принцесса, удирая стремительным брассом.
Игру Майя придумал сама, а плавать училась у дельфинов. У краба не было ни малейших шансов выиграть. Но Русалочке нравилось, когда Крабс, вконец обозлясь, обиженно зарывался в ил, взметывая целые груды песка. Крабс неловко сполз с валуна, с которого намеревался отыскать Русалочку. Еще в детстве он заучил поговорку: «Даже карлик на плечах великана кажется себе гигантом».
Русалочка обернулась. Крабс обиделся – из ила виднелся лишь небольшой треугольник камзола.
Старая нянька Секлеста не раз грозила:
– Не радуйся чужим слезам, Майя, как бы самой не пришлось плакать!
Дразнить Крабса было одной из любимейших забав принцессы. Но сегодня отчего-то вид удрученного краба не веселил. Русалочка еще не догадывалась, что детские игры, словно предрассветные сны, уходят от нее. Детство принцессы, овеянное любовью родителей и сестер, еще предлагало свои нехитрые развлечения, но все чаще и чаще Русалочке мечталось о времени смутном, неопределенном, притягательном, когда она будет танцевать не на утреннике для мальчиков, а на первом взрослом балу.
– Опять размечталась, – Крабс напрасно ждал, что Майя приплывет, начнет его уговаривать.
Хоть было и досадно, пришлось вылезать без всяких уговоров. Отсопевшись и отплевавшись от ила, Крабс подполз к Майе. Легко ущипнул:
– Чур, осалил!
Но принцесса задумчиво перебирала бусины жемчужного ожерелья. Игра впервые показалась глупой и с тех пор, как Русалочка начала помнить себя. И наставник Крабс в дурацком камзоле, и вечная тишина подводного мира, и приставания несносной Секлесты показались Русалочке недостойными морской принцессы. Майя не знала, откуда берутся недобрые мысли, от которых сквозь ресницы проступают злые слезы. Ее настроение походило на погоду в апреле: буйная резвость сменялась хандрой, а от веселья было полшага до слез.
То, что ее окружало, было хорошо, но хотелось иного. Чего? Кто может знать, о чем грезит девочка на пороге взросления?
Тайные желания и мысли, навещавшие Русалочку вечерами, днем оборачивались агрессивностью и открытой злобой.
Крабс вздохнул и бочком-бочком отполз прочь. День, начавшийся так удачно, грозил кончиться одним из тех непредсказуемых взрывов, когда Секлеста лишь хмуро подбирала губы, а Нептун хмыкал:
– Хороша лошадка! Горячих кровей!
Дочери он не перечил, будь то охота в весеннюю пору, когда самый никчемный егерь не позарится на облезлую лисицу, или возведение лесов для какой-нибудь постройки – очередная недолгая блажь, пришедшая Русалочке в голову. Нептун лишь усмехался, остальные укорять дочь морского владыки опасались. Секлеста пыталась утихомирить буйства Майи, но слова няньки так же действовали на принцессу, как роса на лесной пожар.
Отца Майя старалась щадить. Секлесту терпела. Приятель по детским проказам Крабс из панциря лез, чтобы развеселить Русалочку. Но и он порой получал щелчок:
– Отстань! До тебя ли?!
Крабс изощрялся в выдумках, тоскуя по тем временам, когда Русалочка поверяла ему все мысли. Крабс, взгромоздив на голову подобие короны и смастерив бороду из мочала, представлял в лицах Нептуна и Секлесту, ковыляя вокруг принцессы и противным голосом передразнивая великих.