— Она будет ехать из Перехода Оссифера, так что должна прибыть с севера.
— Завтра мы с тобой проверим дорогу. Поймем, где лучше устроить засаду.
Его глаза сверкнули.
— Понял.
Я снова вспомнила с болью Пикла.
— Ты точно справишься?
— Говори, что делать, — уверенно сказал он. — Я весь твой.
Вряд ли мне это нравилось.
Ничего хорошего не ждало людей, которые связывались со мной.
26
Веран
Четыре дня. У нас было четыре дня, чтобы составить план, встретиться с Кимелой и получить ответы — может, все ответы. Я все еще считал виноватым министра Кобока, но я не мог отрицать, что у Кимелы были самые понятные причины желать убрать Тамзин, и я не мог забыть, как подол она оскорбила мою страну и мой народ на балу Бакконсо. Я подумал, как Ларк забралась в мою карету пару недель назад, как она заполнила тесное пространство, грозная, и как я лепетал из-за ее ножа. Я не сомневался, что Кимела, столкнувшись с этой угрозой, даст нам информацию, которую она знала — и, раз она была новой ашоки, я надеялся, что она знала много.
Главное — нужно было отвлечь стражей надолго, чтобы Ларк и Тамзин забрались в карету. Так что на следующий день после поездки на рынок, мы с Ларк поехали на дорогу, ведущую к городу. Она была в новой рубашке, но не в другой одежде — мы решили, что для прохожих она будет смотреться подозрительно, и нам нужно было скрывать ее участие до дня атаки. Если разнесется слух, что возле Великанши заметили Солнечный Щит, Кимела может изменить маршрут и все испортить.
Ехать с Ларк было чудесно, мы оценивали окрестности. Мы два дня огибали деревья и ходили среди зарослей, обсуждали места для укрытия и пути побега. Она забиралась на камни, заставляла меня ехать мимо, изучала угол дороги и скрытность места. Она ехала вперед, просила меня выждать десять минут и следовать за ней, пытаться отыскать ее. Работа была приятной, и мы возвращались к Соэ уставшие, но довольные своими решениями.
Ларк не отдыхала и в домике. Она продолжала учить Тамзин знакам, вырезала ей бруски для печатей с буквами из смолы. Тамзин все еще хотела писать с помощью пресса, и нам не хватало смелости перечить ей. Пока мы сидели на кухне — Ларк была в углу с грудой опилок — Тамзин склонялась над деревянной тарелкой, вставляла старательно буквы в выемки, сосредоточенно сжав губы. У меня кружилась голова, пока я смотрел на нее — ей приходилось собирать слова задом наперед, и внизу ее предложения были с брешами, где они с Ларк не закончили печати. В конце дня она давала Ларк список букв, и Ларк послушно использовала свою технику и выливала их в песке.
Я надеялся, что новизна букв, напечатанных ровными рядами, сработает в нашу пользу. Мы все лучше понимали знаки Тамзин руками, но без ее голоса наш план зависел от того, что Кимела прочтет ее послание. Ряды печатей — более компактные, чем вырезанная на доске основа, точнее письма от руки — были долгим делом, но они отличались. Фрагменты, которые Тамзин получила от маленького пресса — большой забрали для товаров, которые продавали в городе — были необычные с виду, может, это привлечет внимание Кимелы.
На третий день Соэ поехала в город с новыми товарами. Мы провели день вокруг дома, продумывали план. Я переживал, что она вернется с вестью, что за нас с Яно объявили награды, или что солдаты прибыли после слов той женщины со шрамом на веке, которая ходила за мной на рынке. Но Соэ сказала, что все было нормальным. Она отдала Тамзин огромную стопку бумаги, больше, чем ей требовалось, и Ларк она дала крепкий меч с короткой рукоятью.
— Только это у него подходило твоему описанию, — сказала Соэ, пока Ларк проверяла баланс. — Он предлагал выковать что-нибудь на заказ, но я сказала, что это подойдет.
— Подойдет, — сказала Ларк, взмахнула им, пробуя.
Мне она дала длинную поперечную пилу и несколько клиньев, мама говорила использовать такое для заготовки дров. Я держал их, будто реликвии. Мне никогда не позволяли помочь повалить дерево, даже если это была зараженная сосна или дуб для кораблей Пароа. Теперь, глядя на зубья пилы, я не знал, почему. Такие пилы использовали два человека, и если бы я упал, мой напарник сразу понял бы. Я не лежал бы без сознания, пока вокруг падали деревья. Повалить дерево, обрезать ветки, распилить… все эти занятия были опасными. Было огромное количество трагических историй, правдивых и нет, которые скауты рассказывали у костров, в том числе, о ранах из-за топора или пилы.
Я повернул клинья, ощущая возмущение. Почему мои родители не давали мне эти задания? Почему удерживали меня? Мама знала, как сильно я хотел быть в лесу. Я умолял, я пробовал все лекарства, которые она находила, и то, что я находил сам, чтобы замедлить или отсрочить припадки. Лишь бы получить первый и основной значок, переход от ученика к скауту. Но вместо этого меня держали внутри, в кровати, пока мама склонялась надо мной, ее серебряные значки вытерлись от десятков лет на воротнике ее формы.