Вполне возможно, как это ни парадоксально звучит, что маховик репрессий был закручен не благодаря возведению тоталитарного, основанного на единоначалии режима, а напротив – благодаря достижению… народовластия. Представителям низов были даны возможности почти неограниченной социальной мобильности. Каждый при сильном желании мог сделать карьеру. Но когда желающих стало слишком много, возросла «карьерная» конкуренция. Отсюда многочисленные кляузы, жалобы, доносы и т. д. Зиновьев увидел здесь проявление диалектики в ее подлинном виде: взяв власть в свои руки, народ сам пострадал от нее и, ощутив на своей шкуре все ее ужасы, отрекся от власти так же добровольно, как и некогда ухватился за нее. Безграничная свобода привела к тирании[170]
. Зиновьев также высказал интересную мысль, что осуществленная Хрущевым полная ликвидация системы репрессий по отношению к работникам аппарата власти и руководителям учреждений привела к частичному ослаблению их ответственности за состояние руководимых ими объектов. Они стали почти неприкасаемыми. По мнению Зиновьева, не случись этого, перестройка бы не наступила. Согласно его замечанию, нельзя постоянно жить с репрессиями, но и нельзя долго жить без них, так как при пропаже страха репрессий его надо пробуждать вновь. Позиция Зиновьева является весьма дискуссионной… Да, страх репрессий (в смысле неизбежного и справедливого наказания) необходим, но в первую очередь его надо пробуждать у руководителей, на которых лежит значительно больше ответственности, чем у простого народа.Те, кто считает Сталина патологическим властолюбцем, убивающим всех стоящих на его пути, забывают следующее: Сталин трижды подавал прошение об отставке с должности генерального секретаря – в 1924, 1926 и 1927 гг. Но прошение постоянно отвергалось.
К тому же Сталин неоднократно просил помиловать осужденных к расстрелу (например, во время шахтинского дела)[171]
. К тому же любители выводить Сталина на чистую воду забывают о том, что в Великобритании и США также осуществлялись репрессии против тех, кто якобы мог во время войны с Гитлером стать прогерманской пятой колонной и кто просто подозревался в симпатиях к нацистам. В 1939 г. англичане арестовали 20 тыс. членов британской нацистской партии во главе с Освальдом Мосли и еще 74 тыс. человек, подозреваемых в связях с Германией, и посадили их в лагеря с тяжелейшими условиями содержания. Во Франции тогда же были репрессированы французские немцы. В 1914 г. во Франции были без суда и следствия расстреляны воры, мошенники и другие уголовники, так как во время войны их сочли недопустимо социально опасными. В США после нападения Японии в 1941 г. были посажены в концлагеря без суда и следствия 112 тыс. человек японского происхождения независимо от их убеждений. В 1991 г. в США приняли постановление, разрешающее во время уголовных процессов учитывать признание, полученное даже в нарушении конституционных прав привлеченного к суду лица[172]. И они же, эти представители «цивилизованного» мира, а также смотрящие им в рот российские либералы обвиняют в репрессиях и судебном произволе исключительно Сталина.Скрываясь за здравым и необходимым стремлением отдать дань жертвам сталинских репрессий, проводят не десталинизацию, а десоветизацию. Десталинизация и десоветизация – это разные проекты, и не стоит подменять одно другим, как это делают либералы и заокеанские лоббисты, пытаясь экстраполировать имя Сталина на весь советский период и таким образом признать его вне закона. Проявление уважения к невинно репрессированным в сталинские годы необходимо, но оно совершенно не требует принятия программы десоветизации. Сталин не олицетворяет собой весь СССР и всю хронологию его существования. Поэтому нельзя допускать подмены понятий, согласно которой, говоря о скорби по отношению к репрессированным в сталинское время, по сути, развенчивают культ всего советского. Скорее всего, и память о репрессированных, и сталинская тирания выступают всего лишь ширмой, отговоркой, служащей оправданием внедрения в сознание россиян крайне вредной программы.
К Сталину нельзя относиться однобоко: как к человеку, проведшему индустриализацию, выигравшему Великую Отечественную войну, сохранившему и расширившему целостность Советского Союза, или же как к диктатору, совершившему преступления перед своим народом. Он – фигура диалектическая, соответственно, заслуживает именно диалектического, а не гиперотрицательного или до фанатизма положительного отношения.