Русофобия. История изобретения страха

Представления о Другом моделируются; соответственно, изменившиеся условия требуют иной образ Другого. Два фактора являются определяющими для формирования общественного мнения: мнение, формируемое страной о себе самой, и национальные представления относительно того, может ли иностранное государство оказать ожидаемые от него услуги или же оно вызывает опасения[109].

В целом, долговременный негативный взгляд на Россию в отдельные весьма краткие исторические моменты, когда в нас нуждались или когда с нами было выгодно сотрудничать, мог рациональным Западом меняться. Для Запада был характерен амбивалентный взгляд на Россию, поэтому любовь к ней ничуть не моложе, чем ненависть, хотя и встречается реже, тем более что образ Другого никогда не является статичным. Как подчёркивал Э. Саид, идентичность Другого — это «исторический, социальный, интеллектуальный и политический процесс»[110]. Ухудшение политической конъюнктуры в отношениях России и Запада воскрешало образы «диких орд», готовых поглотить Европу, а периоды относительно стабильных отношений возвращали к признанию «общего родства», рождённого гением Петра Великого[111].

Взгляд на Россию посредством логики бинарных оппозиций

При конструировании идентичностей стран и народов ведущим является принцип бинарных оппозиций, вырабатывающихся с помощью концептуальной пары Я — Другой, которая, в свою очередь, действует через целый набор пар: Добро — Зло, цивилизация — варварство, Запад — Восток[112], Европа — Азия, демократия — автократия, свобода — деспотизм и так далее[113].

Россия с определённого исторического периода начала выступать для Запада в качестве конституирующего Другого. Отталкиваясь от него, в западном сознании строился позитивный са-мообраз. Соответственно, в России искали (и находили) черты, противопоставляющие её Западу, при этом реальные свойства русского народа никак не влияли на его восприятие[114]. Россия выступает онтологическим источником Зла ровно в той мере, в какой западный мир считает себя источником и воплощением Добра. В европейской культуре Другое традиционно представлялось враждебным и угрожающим, точно так же как со времён античности варварство являлось антиподом цивилизации[115].

Как отмечает Л. Вульф, «бинарным оппозициям были приписаны культурные значения, основанные на выделяемых сходствах и различиях, а также на представлениях о верховенстве и иерархии»[116]. По словам О. Б. Йеменского, столь яркий образ «антипода цивилизации» стал частью западного самосознания. Образ России в западной культуре, по мнению исследователя, сводится к следующему: «Россия — это большая страна, во всем обратная цивилизации, населённая рабским народом, нелюдьми, слепо подчиняющимися всевластным правителям, страна повсеместной жестокости и насилия, агрессивная в отношении всего остального мира, желающая его подчинить и уничтожить всё доброе на земле, это Империя зла»[117].

Антитеза «Запад — Россия» происходит от более широкой антитезы «Запад — Восток», понимаемой как противопоставление цивилизации и варварства. Запад наделяется такими политическими атрибутами, как рациональность, свобода, демократия, конституционное правление, власть закона, средний класс, частная собственность, индивид. Восток в этой оппозиции выступает носителем негативных черт, не только противоположных, но и низших по отношению к активному, динамичному и рациональному Западу. Помимо этого, Западу противостоят такие антонимы, как «восточное варварство», «восточный деспотизм», «азиатский способ производства»[118]. По словам М. Малиа, в представлениях Запада «Вечная Русь» является подвидом «восточного деспотизма», «тропом столь же древним, как эпический рассказ Геродота о борьбе свободной Греции против персидского царя царей»[119].