Русофобия

И я эту мысль не думаю оспаривать. Мне кажется только, что такие вечные истины в каждый век приобретают свою конкретизацию. А если их только благостно повторять, то они перестают восприниматься, а через некоторое время начинают раздражать как «духовное красноречие». Это, как мне кажется, и произошло в России, начиная еще с прошлого века. А без напряженного ощущения всех этих основных вопросов жизни (ощущения, конечно, далеко не обязательно рационалистического) ни человек, ни народ свой жизненный путь выбрать не могут. Именно поэтому, вероятно, Достоевский реализовал великие вопросы зла, добра, свободы совести — в современном ему мире, городке Скотопригоньевске, в трактире или на суде присяжных (а не потому, что писал в жанре, где «достаточно волнительно интриговать» — этого, извините, я никак не могу понять). Видение Достоевского — это, как мне кажется, и был один из данных России шансов, держась за который она могла бы миновать главные будущие катастрофы.

М.Н. Помимо Достоевского и других частных мнений есть и учение Церкви, которое следовало бы учесть… Но, к сожалению, сейчас у нас нет места для продолжения этой богословской дискуссии. Давайте вернемся к вашей книге. Насчет осознания случившегося с нашим народом скажу еще: эмиграция — это не всегда «страшная вещь» и «ядовитая почва», как вы пишете. Эмиграция была очень разная, но именно в ее среде, на опыте революции и познания разных политических систем, было вновь осознано православное призвание России в человеческой истории и причина революции как отход от этого призвания. В этом и была миссия русской эмиграции, даже если ее выразила очень малая часть зарубежья. И очень жаль, что ее опыт все еще остается невостребованным в политической жизни России. Вот и вы в своей большой работе почему-то не приводите эмигрантских источников, хотя именно в духовном анализе коммунизма у эмигрантских авторов есть очень много ценного, например, у архимандрита Константина (Зайцева)…

И.Ш. Тут, конечно, вам виднее — вы в эмиграции жили, а я имел с ней только «интеллектуальное» соприкосновение. Но пока я могу основываться только на своем собственном опыте, поэтому скажу о нем. Долгое время о духовной жизни эмиграции не было известно абсолютно ничего (исключение составляла отчасти музыка). Тем с большим интересом воспринималось то, что постепенно стало нас достигать. Я помню, с какой жадностью впитывалось все, доходившее до нас из этой совершенно неизвестной «второй» русской жизни. Это состояние ожидания чего-то необыкновенного продолжалось довольно долго, пока я не осознал, что необыкновенного не будет, и даже ничего просто значительного я не узнал. Вероятно, я и до сих пор нахожусь под впечатлением этого разочарования и, может быть, поэтому несправедлив к эмиграции. Но я видел, как началась новая эмиграция отсюда и как блекли и огрублялись уезжавшие таланты. У меня сложилось под конец впечатление, что все созданное в эмиграции отравлено каким-то ядовитым элементом, растворенным в тамошней атмосфере. Отравлено в очень разных пропорциях. И проявляется — от страшной злобы к «бывшей своей» стране до какой-то глухости, невосприимчивости к тому, что в ней происходит. Невозможна здоровая духовная жизнь в отрыве от своего народа. Это, конечно, не относится к отдельным людям, часто оказавшимся в эмиграции не по своей воле и иногда проявившим там самые высокие стороны своей души.

М.Н. В заключение не соглашусь с вами в самом главном для меня: что «на единственность Россия никогда не претендовала», что «штамп мессианства начисто выдуман», его ей только «клеили»… Мессия значит — Помазанник, по-гречески — Христос; и, соответственно, мессианство в его главном смысле означает христианство, следование учению Христа. Уникальное призвание России в человеческой истории, то есть замысел Божий о ней, заключается в создании наиболее совершенной христианской государственности. В силу этого России было суждено стать тем удерживающим мир от разгула сил зла, о котором сказал апостол Павел. Только с этой точки зрения становятся понятны и русофобия глобальных антихристианских сил, и подлинный смысл коммунизма как их инструмента. Поскольку Россия была уникальным духовным образованием, против нее, в отличие от Запада, понадобился и специальный, почти что апокалипсический инструмент тотального уничтожения православной цивилизации. По замыслу наших врагов, это должно было совершенно уничтожить ее, но по промыслу Божию дало и некую спасительную «прививку» для части народа, опыт познания апокалипсической раскладки сил в мире.