Русофобия

— Прежде всего, поразительность ситуации в том, что книга моя, по-моему, не антиеврейская. Я там не вижу — и никто мне не указал на это — ни одной мысли, которая бы была направлена против евреев как нации. Речь идет об определенном течении среди евреев. Еврейский народ очень динамичный, обладает большой силой — это видно из того, что он существует почти три тысячи лет. Большую часть своей истории он живет в рассеянии ив то же время не растворился. Но в нем есть очень много течений. Существуют, например, те, кто хочет ехать в Израиль и строить там свое национальное государство. Существуют религиозные фундаменталисты, которые хотят уйти в религиозную традицию и с внешним миром иметь по возможности меньше контактов. Существуют евреи, которые считают себя принадлежащими к тому народу, среди которого они живут. И есть одно течение, которое я описал в «Русофобии». Вот против этого течения я действительно борюсь, потому что вижу, какой вред оно принесло России. Это течение как бы не чисто национальное. К нему легко примыкают силы, которые враждебны любой национальной традиции и которые играют колоссальную роль, особенно в средствах массовой информации, по всему миру. Именно нарушение запрета обсуждать этот вопрос вызвало такую их реакцию. Если бы это было то, что называется «Бей жидов, спасай Россию!», оно бы приветствовалось: вот вы видите, к чему приводят русский национализм, они становятся погромщиками! А раздражает, я думаю, именно выделение этого течения. Идея заключалась в том, что это течение нужно было замаскировать. Замаскировать среди еврейского народа с его длинной историей. Всякое возражение против них преподносилось как расовая ненависть по отношению к еврею как таковому.

— Выделение — это что-то вроде снятия маски?

— Да. И потому оно столь болезненно воспринимается. Я абсолютно уверен, что эти люди — не еврейские патриоты.

Это можно доказать, как математическую теорему. Например, в Молдавии были демонстрации (а там примитивные антиеврейские чувства очень развиты), так вот демонстранты несли такие лозунги: «Утопим русских в еврейской крови!» Может ли быть более жуткий призыв к погрому? Но нигде в нашей прессе я не слышал никаких возмущений. Ни телевидение, ни пресса, ни депутаты против этого не протестовали.

— Любая кровь хороша, если в ней можно утопить русских…

— Да. Я был в Приднестровье, Расспрашивал людей. И вот, говорят, был такой лозунг, И другой: «Евреев — в Днестр, русских ~ за Днестр!» И об этом — полное молчание. Почему? Потому что в то время было важно, что русских — «вон» или «утопим». В чем угодно, хоть в еврейской крови. Важен был раскол, раздробление России. И они еще меня обвиняют в том, что я пищу ужасные вещи, которые вызовут погромы. Время, прошедшее с тех пор, показало, что кого только ни громили в нашей стране, к несчастью: и армян, и русских, и таджиков. Евреев никто не громил. И я глубоко уверен, что еврейских погромов в России быть не может.

— Да, они и сами не особенно верят в то, о чем говорят.

— Но предположим, что кто-то в это верит. Тогда нужно прежде всего обращаться к тем, кто пишет и публикует вещи, одна цитата из которых может привести к погрому. Я привожу в «Русофобии» несколько образцов, которые можно были бы объединить заголовком «Они о нас»: «Россией привнесено в мир больше зла, чем какой-нибудь другой страной», «Собственная национальная культура совершенно чужда русскому народу», «Византийские и татарские недоделки» и т. д. А как же печатать всю вещь? Это значит печатать погромную литературу, И ничего. Полное молчание. Нет, это не еврейские патриоты.

— Так кто же они тогда?

— Как бы это сказать? В результате тяжелой истории евреев, в результате их изоляции от остального народа накопилось много разных сил. И вот болезненные силы выкристаллизировались и выплескиваются в этом вредоносном течении, которому любая национальность на самом деле антипатична. В России — русская, а где-нибудь во Франции — французская.

— Но на России они сконцентрировали внимание потому, что она представляет для них большую опасность?

— В данный момент — да. Пожалуйста, в России можно написать «Русофобию», а в другой стране нет. Во Франции, например, вышел перевод моей книги, так там и судом грозили, и газеты писали: как это возможно! А Россия этим силам еще не полностью подчинилась.

— Вы написали «Русофобию» в 1980-е, самые, в этом смысле, глухие времена. Жизнь подтвердила ваши выводы полностью?