- Не кляни меня, - начал. - Будь и работа, я не работал бы. Не желаю в статисты. Жизнь ведь не в службе... - Я передвинулся. Смутно, что я сказать хотел, - столь же смутно, как и сама она с интересом к войне в горах, с ожиданьем 'ребёнка', с тихим безумием и с пошивом саш'e; наконец с локомоцией не Евклида с Евдемом, не Лобачевского, не ещё кого, но - Эдемского. Родилась, в детстве вешалась, сын убит, а муж плох - вот юдоль её, коль не выиграть... Потому нужно выиграть. Я вскричал: - Ника! Знай, что бездельничать - лучше, чем быть по м'oроку! Дескать, дух горит и духовный подъём? Чтоб фальшь творить, то есть слово?! - Я подскакал к ней вместе со стулом, дабы взять з'a руку. - Весь их труд креативный выйдет коллапсом! Быть есть не жить, пойми! - Я упал на колени. - Если дознаешься, то пойми, Ника: я есть Спаситель, а не Антихрист, кличущий в одурь. Ты - изначальное... О, темны слова! В них нагорщина: дескать, надо, как бог велел... Но мы больше слов! Образ мира проходит и мир иной близ! Как у них: мы по 'образу' и 'подобию' ?! - прорвало меня. - Так-то так, но у них - слово истинно, а мы ложь-де... Что, 'образ' лжив стал?! Ника, знай: бог лжив! тот, что 'бе слово'! Надо слова гнать. Кто ты мне? Я един с тобой, как един со мной воздух и почва; их пусть не любишь, но не живёшь без них. Это главное. Но что сделалось? Рай земли и рай воздуха свёрстан к фону для торжества словес. Потому день наступит и канет 'образ'! Ибо я истина. Ибо знай: кого нет в словах, тот есть в истине... - Я в слезах целовал ей кисть, мысля первенца. - Он живёт! Но не в слове! Всё, что ты видишь, глядя Чечню в TV, - фальшь и домыслы...
Нам звонили межгородом. Что, Кадольск? Или Леночка, дабы справиться, знаю ли, где супруг её? Или Верочка либо Анечка? Или... Кто ещё? Я иссяк для них. Силы были, но не в их логике, как им нужно. От ожиданий, что, услыхав словь, мне полагалось словью ответить, я впал в прострацию. Я единственно мог своё твердить в фазах, в коих во мне шло ДОННОЕ. Мне бы взвапливать и стонать.
- Всё, смерть словам! - предложил я, но, как в наитии, подскочил: вдруг Шмыгов?
Это и впрямь был он.
'Dear, - ныл он, - Шмыгов в занятнейшем положении...'
- Феликс! - вскрикнул я. - Время цель сразить: сикли, скот и рабов. Чтоб - воля! В бр'aтине, в ней вся словь и идеи, весь гнусный комплекс, и я сражаю их! Я на грани. Весь мир на грани! Феликс, где Кнорре? наш Кнорре-П'aсынков?
'Где?.. - он смолк. - Dear, слушай! Был Шмыгов клерк в Москве - нынче в Лондоне, каковой ему снился, И вот он в пабе... Как там наш Маркин? Шмыгов привет ему! - Он хехекнул. - Я воплотил мечту! Вот сижу, точно денди... Мне бы в Москве быть? Нет, Шмыгов в Лондоне; с ним Калигульчик в расфасоне от Гуччи, но и при галстуке с левым виндзорским, сэр, узлом. Всё прочее - Шмыгов на хрен... Dear мой dear! Я тебя ЖУТЬ люблю, всей душою!.. НО! больше видеться не хочу. Гудбай тебе, и finita amore... Впрочем... - Он пил что-то. - И, уточняя, я не обязан... - Он поикал. - Чёрт, бизнес... Это лишь бизнес... Палец в рот не клади, сэр... Что мне Россия и Квашнины в ней, иже и дух квасной? И пеньк'a... Много-много пэнькы стародавняя Русь экспортироуала... газ, нефть сейчас... Как смердит 'дым отечества'!.. В душ я, dear, смывать его...'
- Феликс, бр'aтина!
Он вздохнул: 'Куррве-Поссанный не звонил тебе? А ты сам ему: номер: пять два три десять, пять ноль-ноль семь... О'кей? - Шмыгов хекнул. - Мыллыонэр ты, как Абрамович! Всё, dear, действуй!' - Он оборвал связь.
З'a полночь... Кнорре-П'aсынков жёг мне мозг. Готово? Он продал бр'aтину и я избранный? муки кончились? Лоск, пентхаус, смокинг, Багамы и 'ламборджини'?!.. Я ждал рассвета. Я нестерпимо ждал, сидя в кухне! Кабы не мельк в окне (отраженье), я бы не понял, что Береника вошла, уселась. Но не сейчас с ней... завтра. Всё будет завтра... Впало мне, что имеем мы, лишь отдавши. Знать, Авраам, вождь избранных, чтоб иметь, отдал нечто? Что? Рай, естественно. На кон ставились: безыскусный Исав, об-у-словленный Яковом; богоносный Аврам, убивавший Исака; ловкий Иосиф, ткущий риторику, и Фамарь, сплутовавшая в святость матки Завета. Вижу личины их, ведших в ложь, продававших реальность за словоблудие! Как, прельстясь, мы шатнулись из рая - в рай помчал Моисей, их внук, кн. II, Исход). Рай пластали в понятия по лекалам добра и зла иудейского почерка; получали же деньги, скот и невольников, иудейский стиль жизни, или условный стиль... Вдруг почудилось, что я Верочку жуть люблю и мечтаю, чтоб её взор блаженствовал, как вопьюсь в напомаженный, изрекающий смысл рот! Жажду, вставив ей, целовать очерёдно все её ногти рук и ног яро! также сосцы ей жать после доброго, адекватного Богу дня! О, спёрло дух... Появись, целовал бы ей пятки, и за восторг бы счёл в понимании, что совсем не желаю Нику с равной горячностью! Ибо, истинной, Нике нет нужды, чтоб посредством 'любви', ха-ха, как зовёт слово порево, делать вклад в неё из семантики. Я, упав, обнимал ей колени и трясся в плаче.
- Милый! Не надо!
- Будешь судить, да?