Русология (СИ)

- Всё! - Шмыгов снял очки с куньего и сухого лица. - Болтал с одним: мол, нам в честь дружба с вами, ценим посредников. У нас счёт в вашем банке... что, не 'Москва' ваш банк? Он: берём у французоу, но он готоу смотреть наши цены и, твердит, банк 'Москва' хоть и есть такой, но он пользует 'Бизнесбанкинг', и реквизит назвал. Вот такие дела, dear мой герр Кваснин, сэр! Нравственный кризис. И аномия... - Он вынул 'ронсон', бренд-зажигалку. К счастью не связанный никаким родством и имевший счёт за границей (чем и прихвастывал), он встречал беды смехом. - Я расскажу, чёрт... Парни, чайкý нам! - бросил он служащим и зажёг сигарету. - Я жил в Советах, есть малый опыт. Как раньше было? К нам от французов, но и от турок лектрофигня плыла, чтоб под еуростандарты, - он кивнул на стеллаж, дымя. - Турок выперли за халтуру. Шмыгов же - и французов вон, 'Лигерана'. Был экстра-класс! И где он? Где-нибудь, но никак не в престольной, где Феликс Шмыгов сверг его для своей шведской мамы, чтоб сыметь бонус... Чай? - Он сел в кресло. - Блеск чаёк!.. Dear, знай, в каждой сделке мне - бонус, доля валютная. Чувствуя, что я асс, я - в Швецию, в головную контору вру, что вот-вот уйду к немцам в славный их 'Симминс'. И, одновременно, шлю контрактик в парочку лямов. С кем? А с КремЛЁМ шлю! Прежний торгпред их лям в десять лет слал. Шмыгов им - тридцать. Что они? Дали факс, что мне бонусы. А я в 'Симминсе' НЕ был! - он лаял смехом. - Я сблефовал, сэр! Шмыгов, сэр, ТОТ ещё! - Он стряхнул пепел в пепельницу. - By the way, я звонил раз, но Береника... О, чёрт, забыл совсем! - подскочил он шарить в бумагах. - Где сучья карточка?!

- Феликс, денег бы, - попросил я. - Рубликов триста.

- Да без вопросоу! - Вынув бумажник из крокодиловой ко-жи ('стоимость триста доллароу!'), он взглянул на потёртый, мятый мой вид. - Дошёл ты... Ну, как я шведов-то? Повышение на пять тысяч! Dear мой, помнишь бар, 'Bishop's finger'? Прямо сегоднячко в честь события...

- Не могу, - извинялся я, пряча деньги. - С сыном в деревню...

- Сколько лет?

Спрос досужий, как и обычно. Я сказал: 'Пятый', - может быть, в сотый раз. Он спросил, как 'вообще' дела, набирая вновь номер и извиняясь, что, мол, нужда звонить, и вопил абоненту, гладя Калерия. Я простился с ним. В мире сём я был лишний и отторгал сей мир эмиграцией.

Я сходил после в 'Хлебный' взять сыну булочку. Мудрецы осудили бы вред муки с разрыхлителем, эмульгатором и отдушкой, варенной в сахаре, испечённой в трёхстах с лишним градусах в маргаринах, что распадаются на индолы-скатолы. Но я купил её. Мы давно в первородном грехе. Мы в vitium originis.

Я сообщил, как двигались в пробках, что он ест вредное.

- Почему?

- Потому что давно вместо хмелевых стали пользовать термофильные дрожжи; вред микрофлоре, так как в кишечнике квадрильоны бактерий...

- Деньги достал, пап?

Я глянул в зеркало: сзади ел булку мальчик.

- Неинтересно?

- Не-а, - трещал он. - Лучше про деньги. Все про хлеб мало, только про деньги. Я звонил бабушке, что игрушечный динозавр стóит - как её пенсия! И вы с мамой про деньги, не про бактерии. Разговаривали, я слышал, ты сказал, что займёшь их, чтобы нам съездить, а пока ездим, мама добудет. Деньги нужней.

Я понял, что я не стану, как Авраам из Библии (патриарх то бишь) важной личностью, респектабельным VIP-ом, базисом рода. Это во-первых. Кто я? Шваль, шушера, лузер, лавочник, слаб себя кормить, а не то что ещё кого. Школу кончил отлично, в ВУЗе позвали, помню, на кафедру, в НИИ к докторской приступал. Толк? Всё обвалилось, всё пошло прахом. Бездарь, кулёма, лох, неумеха... А во-вторых и в-десятых и окончательно - мне конец, если я, год болея, вижу жизнь, словно вещь вовне, словно мы разлучаемся.

- Деньги есть, - объявил я, съехав на МКАД. - Немного. Так, рублей триста.

- Столько, пап, динозаврик стоил! Что тут поделаешь, надо ехать... Ох, дети учатся или ходят в детсадики, а я езжу. Что тут не поделаешь? - лицемерил он.

МКАД была смертоносной: узкой, разбитой, с ямами между встречек, в язвах заторов. Мчащие хапать, грабить, паскудить (и побыстрее, чтоб себя сделать в новой формации), люди мёрли от стрессов в долгих стояниях, ссорились, убивали друг друга и расшибались. Вспыхнул раз бензовоз на спуске, я проскочил-таки перед взрывом. Лопалась камера - и в грязи, под дождём, ветром, снегом, с шансом быть сбитым, я заменял её. МКАД была точно дантов круг зла и агония с эмуляцией в нечто с ником 'Россия'.

О, неспроста всё!

Вдруг пробил час и явлено: 'Возжелал Я запнуть сей мир и сгубить людей'?

Чур, Москва, ясли мерзостей, нянька зомби, монстр пожирающий, тварь стяжания! Да останешься в своей МКАД, как в зоне!

Нас ждал Кадольск - из пасынков, подражающих мачехе. В этом городе ста заводов, впавших в коллапсы и ставших складом импортной дряни, жили отец мой, мать и мой брат (больной); жили с самой отставки отца со службы. Мы к ним поехали, чтоб наутро и трогаться, благо, цель и их дом - на одной прямой.