Русская апатия. Имеет ли Россия будущее

Не важно для них, русских философов в изгнании, верили ли вожди большевизма в свои идеалы или не верили. Скорее всего, Сталин верил меньше, чем Ленин. Решающее значение при оценке их деятельности имело то, что они, вожди большевизма, добивались своей цели превратить миллионы людей в «колхозных гомункулов» путем насилия, убивая их, что они навязали народу свою жесточайшую большевистскую деспотию, тиранию своих вождей, уничтожили в России всякую свободу. Как православные, христиане, русские философы исходили прежде всего из того, насколько действия большевиков, их вождей соответствовали заповедям христианства. Убийца для них был прежде всего убийцей, преступником, даже если с его именем связаны успехи на ниве государственного строительства. И потому и Николай Бердяев, и Сергей Булгаков, и Иван Ильин ставили имя Сталина через запятую с именем Гитлера.

Большевизм и национал-социализм: старые и новые угрозы человеческой цивилизации

Вы сеете по культурному миру не революцию, а с огромным успехом фашизм. До вашей революции фашизма не было.

И. П. Павлов. Из письма к В. М. Молотову [74]

Почему мы боимся правды о родстве национал-социализма с большевизмом?

Само собой разумеется, что путинское большинство, пресловутые 85 % населения, состоит в основном из россиян с патерналистским мышлением, которые всю ответственность за свою судьбу, за свое благосостояние переносят на главу государства. Советская государственная экономика, не допускающая хозяйственной, рыночной инициативы снизу, только укрепила традиционный русский патернализм. Хотя надо учитывать, что русский крестьянин куда меньше связывал свое благосостояние с щедростью царя, чем советский рабочий, радующийся тому, что Сталин периодически снижал цены на хлеб и водку. Но несомненно, что чувство личной ответственности у русского было куда меньше развито, чем у католических и особенно протестантских народов Европы.

Сегодня даже те немногие, которые разочаровались во внешней политике Путина, испытывают отторжение от организованного им парада войн, которые обнаружили для себя связь между испытаниями новыми, непосильными для себя ценами и праздником 2014 года под названием «Крым – наш», говорят: «А разве власть спрашивала нас, простых людей, что ей делать?». Столь же очевидно, что при таком массовом синдроме патернализма, неучастия в политике даже мыслью, невозможно создать гражданское общество, невозможно создать гражданскую нацию. Гражданской нации, то есть нации в точном смысле этого слова, как она возникла в Европе в середине XIX века, в России как не было, так и нет до сих пор. И это обстоятельство объясняет многие особенности идеологической и моральной ситуации в современной России. Непреодоленный синдром патернализма с неизбежностью ведет к возрождению традиционного для России авторитаризма, что мы сейчас и наблюдаем.

Не менее очевидно, на что я попытаюсь обратить внимание в данной статье, что когда человек не в состоянии взять на себя ответственность за свое благосостояние, за свою судьбу, он не в состоянии и взять на себя ответственность за свою национальную историю, не в состоянии впустить в свое сознание, а тем более в душу правду, а для россиян – страшную правду о себе, о нашем драматическом ХХ веке. Кстати, это обстоятельство не учитывали создатели русской религиозной философии начала ХХ века, которые, как Николай Бердяев, Семен Франк, Сергей Булгаков, надеялись, что смерть коммунизма в России неизбежно приведет к очищению русской души от скверны большевизма, к моральному отторжению его преступлений. «Русский вопрос, – писал Николай Бердяев, – есть прежде всего духовный вопрос. Вне духовного перерождения Россия не может быть спасена»[75].