Русская апатия. Имеет ли Россия будущее

В силу сказанного, на мой взгляд, реабилитация русскости у идеологов этой партии почему-то всегда оборачивалась реабилитацией идеалов Октября. За всеми этими разговорами о русскости, которыми насыщена публицистика деятелей «русской партии», всегда слышится «Как закалялась сталь» Николая Островского. Поэтому на самом деле никакого русского консерватизма в точном смысле этого слова у нас в советское время не было. Пронзительные и даже неожиданные для того времени, для шестидесятых, для семидесятых слова о «русской душе», о «русских святынях» у идеологов «русской партии» по непонятной причине не сопровождались состраданием к судьбе этого народа, к его мукам, к его трудной, неустроенной жизни. Напротив, все время подчеркивалось, что он русский именно потому, что он должен вечно страдать. И, честно говоря, мне трудно понять Юрия Андропова, который обнаружил в текстах идеологов «русской партии», в том числе и в текстах Сергея Семанова, какой-то подкоп под советскую идеологию. На самом деле идеологи «русской партии» были самыми искренними и самыми последовательными советскими людьми. Ведь на самом деле в одном и том же тексте, в одном и том же разговоре, наряду с обличением «большевиков-инородцев», которые якобы разрушили исконную Русь, слышался восторг по поводу, как писал тот же Семанов, «великой революции», которая якобы была и есть «наше бесценное национальное достояние». И критика русофобского переворота Ленина, и патетика по поводу ленинского Октября, якобы прославившего на века Россию, соседствовали рядом и никогда не осознавались как кричащее противоречие в сознании этих людей. И этого осознания не могло произойти, ибо тогда разрушилась бы вся эта приятная для их души идеологическая конструкция, где находилось место и для осуждения большевистской катастрофы, и одновременно для веры в исключительность русской нации, в ее якобы исходное коллективистское превосходство над мещанским Западом. И, кстати, по этой причине идеологи «русской партии» куда более враждебно относились к «предателю» Александру Солженицыну, чем те же демократы-шестидесятники. И это не случайно. Последовательный русский патриотизм Александра Солженицына, доведенный до логического конца, до осуждения преступлений ленинского Октября, разрушившего православную Русь, напоминал идеологам «русской партии» об их непоследовательности. Тем более оставался для идеологов «русской партии» болезненным вопрос о причинах активной поддержки русским народом русофобов, которые призывали его надругаться над своими собственными святынями. На самом деле идеология «русской партии», которая пыталась расширить ценностную основу того, что Сергей Семанов называл «начатой при Сталине широкой кампанией по возрождению государственного российского патриотизма», в главном, в отношении к ценности человеческой жизни, к ценностям свободы и демократии, тем более к ценностям права, частной собственности, была чисто коммунистической, марксистской. Просто идеал коммунизма был подменен ими, идеологами «русской партии», их своеобразным пониманием идеалов русскости, просто историческая русскость была довольно грубо подправлена под коммунистичность, превращена в бесконечную жертвенность и в борьбу со своей «утробностью» во имя идеалов коммунизма.