Русская Армия генерала Врангеля. Бои на Кубани и в Северной Таврии. Том 14

Сегодня в поезде читали советскую газету с воззванием к нашим офицерам. Воззвание призывает офицеров объединиться вокруг «старых боевых товарищей» и спасать «матушку-Русь». Среди подписей старых «боевых» имена Брусилова, Поливанова, Зайончковского, Парского, Келембовского, Валуева, Гутора, Акимова. Вечером – сообщение об оставлении нами под давлением противника Бердянска. Пробыли в нем всего два дня. Какая-то непонятная кадриль.

14 июня. Вернулся Главком.

15 июня. В 6 часов утра полевая Ставка была разбужена грохотом взрывов. Аэроплан противника, пролетая над поездами Главного командования, сбросил три бомбы. Одна разорвалась в саду возде домика, где стояли автомобили штабного гаража – десятках в двух саженей от вагона генерала Врангеля. Боевой тревоги сделать не успели. Бронепоезд («Солдат»), охранявший Ставку, проспал.

На всем фронте начался наш отход. В районе восточнее и северо-восточнее Мелитополя обнаружено стягивание сюда крупных сил конницы Жлобы, переброшенной из района Минеральных Вод. Большой Токмак уже в руках Жлобы. На Днепре противник переправился на наш берег в районе Горностаева, а после того, как был выбит оттуда, занял силами до одной дивизии Каховку, угрожая закреплением здесь тет-де-пона. Таким образом, положение на всем фронте создается чрезвычайно серьезное.

Чтобы не утомлять читателя излишними подробностями развившихся в этот период времени многочисленных и ожесточенных боев, в анализе которых ни в какой степени не могу считать себя компетентным, – опускаю временно свою каждодневную запись и буду возвращаться к ней лишь постольку, поскольку она связывается тесно, в том или ином случае, непосредственно с жизнью полевой Ставки Главного командования.

Итак, в середине июня месяца армия генерала Врангеля впервые встретилась со значительной опасностью, грозившей свести на нет все начатое дело. Наибольшую опасность представляла, конечно, конная группа Жлобы, причисленная по справедливости к лучшим войскам красной кавалерии. Я не имею сейчас под рукой точных данных относительно ее численности, но надо полагать, что численно она действительно превосходила нашу конницу во много раз. В промежуток времени между 15 и 2 июня обе стороны производили энергичные перегруппировки и подтягивание резервов, готовясь к решительному сражению.

На рассвете 20 июня начался бой. Будущий военный историк, вероятно, с любопытством остановится на этой странице Гражданской войны. Я не считаю себя вправе – повторяю еще раз – производить разбор этой операции с чисто военной стратегической точки зрения, точно так же не берусь судить, действительно ли одержанная над Жлобой победа была «случаем небывалым в истории тактики» (как гласили наши официальные сообщения), или… или правы большевики, утверждавшие позже, что на Жлобу была возложена лишь якобы задача произвести на нашем правом фланге демонстрацию крупными силами, для того чтобы закрепить тем временем за собой обладание оказавшимся действительно для нас смертельным Каховским тет-де-поном.

Не как военному, но как сотруднику печати, имевшему возможность хорошо ознакомиться со всеми материалами, относившимися к обеим операциям, представляется мне, что истина, как это часто в таких случаях бывает, лежит посредине. С одной стороны, бесспорно, что армия генерала Врангеля, сумевшая силами чуть не одной только пехоты окружить мощную кавалерийскую группу, грозившую отрезать стремительным броском и Ставку, и армию от Крымских перешейков, одержала блестящую победу. Число пленных (11 500), количество орудий (60) и других трофеев – реальное тому доказательство. С другой – совершенно ясно, что именно вынужденная для нас переброска чуть ли не всех лучших сил для спасения от Жлобы на правый фланг позволила красному командованию совершенно почти свободно переправиться на наш берег через Днепр и закрепить за собой роковой Каховский тет-де-пон, то есть произвести операцию, имевшую в конечном октябрьском итоге смертельный исход для Крыма и армии. Допустили переправу и дали закрепиться части, подчиненные генералу Слащеву. Несколько позже именно это обстоятельство послужило поводом к почетному увольнению генерала Слащева от службы.