Во время войны Тель-эль-Кебир был английской базой на Среднем Востоке. В наше время там стоял индусский конный полк и небольшая английская техническая часть. Встречалось довольно много офицеров. Неподалеку было разбросано селение арабской бедноты. Но боже, до чего убоги и жалки были ее жилища! В одной продолговатой лачуге, в разных ее концах, помещались и семья, и скот. Только верблюды были снаружи. Главным занятием было возделывание хлопка и риса.
Англичане относились к нам хорошо. Заядлые спортсмены, они вскоре организовали в лагере выздоравливающих футбольную команду и устраивали состязания.
Персонал госпиталя был весь русским, приехавшим вместе с нами. Рана моя зарубцевалась, и потихоньку стала заживать и язва. На последней неделе Великого поста ночью разбудило нас всех громкое радостное приветствие: «Христос воскресе!» Весь госпиталь вскочил на ноги, пока не разобрались, в чем дело, – какой-то несчастный сошел с ума.
В Пасхальную неделю я впервые почувствовал некоторую устойчивость в моей раненой ноге и осторожно попытался слегка наступить. Нога держала. Доктор, в свою очередь, подтвердил, что большая берцовая кость определенно срослась, но оставлять костыли пока не советовал. Не прошло и недели, как я уже начал пытаться ходить на укороченной на 2,5 сантиметра ноге. Сущие пустяки! От радости я готов был прыгать до небес! Прошло еще немного времени. Производя экзамен крепости ноги, я уже засыпал землей глубокие промоины, оставшиеся от зимних ливней. А два месяца спустя спрыгнул на ходу с поезда.
Кормили нас тогда и обильно, и сытно, но не особенно вкусно, ибо пища мало подходила к царившей в Египте жаре, доходившей до 63–65 градусов по Цельсию на солнце. С утра давали нам большую чашку какао, кусок горячего отваренного сала, варенье. Хлеба и галет – всегда вволю. Днем и вечером получали мы суп, мясо, консервы, ломоть сыру, пикули и какао. Все это бывало приторно жирно и, по всей вероятности, служило причиной появления в лагере выздоравливающих дизентерии. Раз в неделю получали мы приветствуемое всеми блюдо: пикули в горчичном соусе. Запасы сыра в огромных кругах обычно зарывались в землю, так как ночи всегда бывали прохладными и на известной глубине земля не успевала прогреться за день и оставалась холодной.
К Пасхе в госпитале сорганизовался небольшой хорик. Руководил им поручик Диев, прекрасный бас и неплохой регент, так что мы совсем недурно отпели всю пасхальную службу. Запомнились мне присутствовавшие на богослужении и стоявшие в стройных рядах маленькие кадетики, направлявшиеся в Измаилию. Русская колония Каира прислала к празднику куличи и яйца.
После Пасхи хорик наш стал быстро расти. Влились в него и женские голоса, взятые из семейного лагеря после прибытия туда из Одессы с пароходом «Саратов» большой партии беженцев. По своей структуре хор получился весьма оригинальным, так как в партию первых теноров входили четыре сопрано, а в партию вторых – пять альтов. Нашелся хороший октавист – инвалид, с трудом передвигавшийся на костылях.
Довольно неожиданно хор наш получил приглашение выступить на двух вечерах-гуляньях, устраиваемых в городском саду Каира тамошней русской колонией. Конечно, приглашение приняли, но… что петь и в чем петь? Нот не было, да и достать их было неоткуда. Состряпал что-то по памяти наш регент, большинство же номеров – народные песни, которые можно было петь и без нот, конечно предварительно спевшись. Четыре-пять куплетов из «Бандуры» тенор пел как соло, а хор лишь аккомпанировал. Петь нам, несомненно, хотелось, но не меньше хотелось хотя бы мельком взглянуть на Каир и на пирамиды.
И вот мы поехали… Надо было посмотреть, как мы выглядели, – одни на костылях, у кого рука на перевязи, кто хромает! Одеты были в старое потрепанное военное обмундирование; на головах – у кого фуражка, у кого папаха; на ногах – у кого сапоги, у кого ботинки с обмотками, а кто и просто в госпитальных туфлях. Однако налицо – формы почти всех частей Добровольческой армии, определяемых погонами. Дамы наши были в летних цветных платьях.
Ехали мы скучной, однообразной пустыней недолго: вдали показались пирамиды. Вскоре и Каир. Поместили нас в отеле. Обедали в греческом ресторане. Посмотрели и центр города. Европейский город красив и благоустроен, но свернешь немного в сторону – и уже начинаются узкие кривые улочки со снующей по ним беднотой. У многих женщин лица закрыты чадрой. Мужчины-арабы одеты или в свои национальные костюмы, или в европейские, но с неизменной феской на голове. Как среди женщин, так и среди мужчин встречается много красивых, обращающих на себя внимание типов.