Русская Атлантида

Зайдите в Третьяковку и посмотрите сначала залы 19-го, а потом — 20 века. В 19 веке была настоящая живопись. Залы же послереволюционные производят странное впечатление: будто это рисовали дикари. Какой-то примитив.

Разумеется, революция уничтожила зарождавшийся средний класс собственников — и их собственность заодно.

В общем, отбросила страну далеко назад.

Революция в России — это всегда на самом деле контрреволюция.

Собственно, это же происходило и происходит на наших глазах. Революционная перестройка и демократизация, обновление и пр., и т. п. — абсолютно закономерно вылились во впадение в архаику.

«Шаг вперёд — два шага назад,» — как говорил незабвенный Ильич.

Почему же так всегда происходит в России?

* * *

Как я уже писал в первой статье этого цикла, русские выбрали в качестве своего особого национального уклада жизни — монгольское рабство. Рабство нравится им тем, что связано с психологической лёгкостью и беззаботностью существования. Не надо отвечать даже за свою жизнь. Всё зависит не от меня — а от начальства.

Это путь назад, в детство.

И для русских очень характерны некоторые психологические черты, в норме свойственные маленьким детям.

Так, они никогда ничего не хотят решать сами — а уверены, что их предназначение — слушаться, исполнять распоряжения начальников. Поэтому они — глубоко нетворческие существа, пассивные исполнители.

Между тем, любые реформы требуют определённой творческой, созидательной энергии — не только зачинателей реформ, но и значительной части народа.

Русский же народ представляет собой что-то вроде бесформенной массы (вроде сырого теста или глины), не имеющей своей структуры. Психологи называют такие материалы «неструктурированными». К ним относятся, помимо названных выше, песок и вода, а из искусственных — пластилин.

Маленькие дети очень любят возиться с такими материалами, потому что их нельзя сломать, испортить, в то же время они позволяют делать с собой что угодно и для этого не нужно ничего уметь.

Однако из песка нельзя построить прочный дом, в котором можно жить. Для этого нужен материал как раз структурированный.

Маленькие дети очень боятся перемен. В случае любых катаклизмов они теснее прижимаются к своим родителям, в которых видят единственное спасение. Они хотели бы, чтобы ничего никогда не менялось.

Вот почему, испугавшись общественных пертурбаций (а испугать раба, как и маленького ребёнка, нетрудно), толпа рабов неизбежно впадает в архаику. Ребёнка и раба успокаивает всё привычное, уже известное.

Дети непоследовательны и, сделав шаг вперёд, в Неведомое, и не видя рядом мамы, пугаются и бегут назад — отступая на много шагов. Это естественно для них.

Вот почему «если ты видишь на клетке с тигром надпись «Слон» — не верь глазам своим». В России — стране перевёртышей — явления социальной и культурной жизни обычно называются по принципу «от противного». То есть — как у Оруэлла: «Мир — это война». «Свобода — это рабство». «Незнание — сила».

«Революцией» именуется контрреволюция, реакция. «Патриотами» называют ублюдков с психологией или оккупантов-грабителей, или холуев, а подлинные патриоты именуются «русофобами». «Парламент» здесь — «не место для дискуссий», хотя во всех прочих странах это учреждение существует именно для дискуссий. «Какую партию ни создавай — всё равно получается КПСС» (это афоризм Черномырдина). Где написано «верх» — там на самом деле как раз «низ». «Элита» — это отбросы, маргинальные подонки. А подлинная элита — это маргнналы. «Духовными скрепами» и «русской самобытностью» называются те черты русской жизни, которые заимствованы у главных врагов и притеснителей Руси — монголов. Подлинно же свои, европейские, черты — считаются «предательством». То, что воспринимается как суть русской жизни, — несёт России смерть. Подлинную же жизнь стремятся закатать в асфальт, убить.

И т. д., и т. д., и т. д.

Связь между названиями и сутью всего и вся в России — не прямая, а обратная. Самый характерный русский способ выражения — оксюморон.

* * *

Это, разумеется, в очередной раз доказывает, что мы живём в удивительной стране и вправе ею гордиться.

Хотя есть предположение, что, к сожалению, на то, чтобы гордиться, у нас осталось не так много времени.

Увы!

Глава восьмая Аннигиляция ответственности

Любой мало-мальски разумный человек понимает, что социальная жизнь людей невозможна без ответственности.

Когда вождь первобытного племени вёл своих людей на охоту, он понимал, что неудача на охоте подрывает его авторитет. Если неудачи следует одна за другой, его дела плохи. Соплеменники откажутся повиноваться ему — и выберут другого вождя.

Если на строительном участке рабочие кладут кривые стены, пьянствуют и прогуливают, — мастер неизбежно будет уволен.

Если учитель учит так, что его ученики не умнеют, а тупеют, если им недовольны и дети, и родители, — его выгонят.

Без этого — того, что мы называем словом «ответственность» — невозможно нормальное функционирование никакого социума, даже первобытной родовой общины.