Русская демонология

Весенница или даже Весна — название весенней перемежающейся лихорадки, «пристающей», привязывающейся преимущественно к спящим и именуемой также «кумоха», «тетка», «подруга». Говорили: «Весна трясет» или «Веснуха пристала». В Пермской губернии веснуха — женщина, которая является к спящему и целует его, вызывая заболевание. Веснуха-кумоха была особенно опасна в марте. В Тульской губернии страдающих весенней лихорадкой начиная с 28 апреля поили березовым соком. Во многих районах России верили, что вода из собранного 1 марта снега вылечивает лихорадки, особенно весенние. Жители Забайкалья полагали, что от лихорадки-веснухи помогает растворенная в воде земля, взятая в ночь на Иванов или в Иванов день (7 июля) из-под стен монастыря Святого Варлаама.

Оспа Ивановна — женский вредоносный дух, вызывающий одноименную болезнь. Пермяки говорили: «Оспица болезнь раньше была; она выболит и корявый человек будет. Оспица-то истычет все лицо». В поверьях Орловской губернии оспа — безобразная женщина с воловьими пузырями вместо глаз; у нее на языке яд: кого облизнет, тот заболевает. В Сибири оспу почитали за нечистого духа, который бродит по свету и питается мертвыми телами. В Воронежской губернии оспу и чуму представляли в облике молодых женщин.

Холера — дух болезни холеры. Холеру, почитая ее живым существом, в некоторых районах России представляли: приходящей в село чужой бабой, летающей по воздуху женщиной, черной птицей, старухой со злобным, искаженным лицом (на кого взглянет — тот болеет) или вообще чудовищем. Холера считалась одной из самых опасных, «ядовитых» болезней. Говорили: «В холеру и лягушка не квакнет».

В ожидании эпидемии холеры в 1892 году в Калужской губернии ходило много слухов и толков. Говорили, между прочим, что холер ходит целых пять — три бабы и два мужика. Потом распространился слух, что одну из холер убили. Дело будто бы происходило так: ехал перед самым вечером один мужик по дороге, вдруг кто-то его окликает: «Стой, мужичок, подвези меня!» Оглянулся мужик, видит, гонится за ним старуха, худая, слабая, зипунишка на ней изорванный, из-под платка волосы треплются, смокла вся. Жаль стало мужику старуху, остановил лошадь, посадил старуху к себе на телегу. «Ну, спасибо тебе, — говорит старуха, — услужил ты мне, услужу и я тебе!» — «Чем же ты мне услужишь, бабушка?» — «Да ведь я холера. Приду в деревню, пущу яд во все колодцы, кто из них напьется, то и захворает: а ты бери на свою семью воду из реки, покуда хворость пройдет, туда я не буду яд пускать». Посмотрел мужик на старуху, а она черная, страшная, глаза, словно уголья, горят. Ну, думает, угощу я тебя, старую ведьму. Привез ее к себе, водочки поднес, угостил. Улеглась она на печку, захрапела. Мужик взял топор, подкрался, хвать ее по шее, сразу голову отсек. Смотрит, а она вся начинена пузырьками с ядом. На другой день он с нею в волость. Осмотрели старуху и дали мужику сто рублей.

Ворогуша, или Врагуша, — лихорадка, а также колдунья, ворожея. В Воронежской губернии проклинали такими словами: «Трясцы тебя затряси, ворогуша тебя схвати»; вятичи в таких случаях говорили: «Ворогуша бы тебе!» Владимир Даль писал: «Ворогуша — лихорадка, веснуха, трепалка, лихоманка, тетка; это одна из сорока сестер Иродовых, посланных на муку человека». Ее название происходит от слова «ворожить», то есть колдовать. Считалось, что ворогуша может наворожить лихорадку.

В Олонецком крае ворогушу представляли в виде белой ба-бочки потому, что она «дрожит крыльями», как в ознобе. Тот, кто нечаянно съедал такую бабочку, заболевал. По мнению крестьян Орловской губернии, ворогуша — белый ночной мотылек, он садится на губы сонного человека и приносит лихорадку. Вообще бабочка, тем более белая, ночная, в поверьях сама по себе существо сверхъестественное, способное влиять на жизнь человека. Бабочка, иногда именуемая «душичка», «маточка», — один из возможных «превращенных» обликов покойника или души умершего.

В рукописном лечебнике читаем: «Рыбу сомину кто весною ест, у того ворогуша бывает». Иные виды рыб, напротив, излечивали от ворогуши: «Кто щуку вареную ест, помогает от студеной ворогуши».

Тяжесть проклятия

Долгое время я никак не мог понять, отчего в русской классической литературе придавалось такое значение проклятию. Казалось бы, родители только и были что озабочены, проклинать им своих детей или нет. Например, у Салтыкова-Щедрина в «Господах Головлевых»: «Арина Петровна задумывается. Сначала ей приходит на мысль: что, ежели и в самом деле… прокляну? Так-таки возьму да и прокляну… прроклин-наю!!» И, что странно, этого проклятия боялись: «Он помнил, как она раз говорила: приеду в Головлево, прикажу открыть церковь, позову попа и закричу: «Проклинаю!» — и это воспоминание останавливало его от многих пакостей, на которые он был великий мастер».

Казалось бы, ничего страшнее и быть не может. Как в романе «Что делать?» Чернышевского:

«— Проклинаю тебя!..