Как только я открыла библиотеку, первыми пришли, сверкая бежевыми чулками, две молодые нэпманши и взяли Оливера Кервуда и Ги де Мопассана. Вслед за ними явился он.
– Можно записаться?
– Почему же нет? Заполните формуляр, только аккуратно.
– Социальное происхождение – служащий, социальное положение – учащийся… Это был первый вузовец в стенах нашей библиотеки.
– Лев Гумилевский, «Собачий переулок» есть?
– Нет.
– Пантелеймон Романов есть, «Без черемухи»?
– Этого рассказа у нас нет.
– Сергей Малашкин, «Луна с правой стороны»?
– Тоже нет.
– «Марию Магдалину» тогда я уж не спрашиваю.
– И правильно делаете.
– Что же у вас тогда есть?
– Если вас интересует литература только такого рода, то должна вас разочаровать.
– Какого же это рода?
– Прежде всего – примитивная в художественном отношении.
– Во всяком случае, здесь решаются самые больные вопросы нашей жизни. Все эти вывихи, разложение – почему мы должны об этом молчать? Это критикобоязнь.
– А может быть, вас в этих книгах интересует не критика, а совсем другое? Двусмысленные любовные описания?..
– Это естественная потребность разобраться в ряде проблем без обывательского лицемерия.
– Теория «стакана воды»?
– Да, я считаю, что при коммунизме удовлетворить потребность в любви будет так же просто, как выпить стакан воды. Это сэкономит гигантское количество эмоциональной энергии.
– И все-таки это будет происходить не так, как вы себе представляете.
– Откуда вам известно, как я это себе представляю?
– А все-таки! А все-таки!..
– Значит, вы утверждаете, что любви нет? А есть физиологическое явление природы?
– Да, я утверждаю.
– Ну и утверждайте. Выбрали книги?
– А вы что утверждаете? Что вы утверждаете?
– Не кричите, здесь библиотека.
– Я высказал свою точку зрения, а вы уклонились. Почему?
– Потому что мне надоело.
– Это не довод.
– Если бы все это говорил какой-нибудь донжуан, было бы, еще понятно. Когда это говорите вы – мне только смешно.
– Это тоже не довод.
– Я знаю, что сейчас модно быть грубым и распущенным… Ну что же, я буду немодная. Я знаю, как некоторые легко сходятся на неделю и как они смеются над теми, кто в любви ищет чего-то большего.
– Чего-то нет, чего-то жаль, чего-то сердце мчится вдаль. Чистейшей воды идеализм.
– Пускай идеализм.
– Ага!
– Что?
– Значит, ты идеалистка? Да?
– Почему?
– Ты сама сказала! Ищешь чего-то большего, потустороннего? Говори, ищешь? Или не ищешь? Ищешь или не ищешь?
– Ищу!
– Нашла?
– Нашла!
– Ого! Ага! Ха-ха!.. Ладно, прощаю… Значит, книжек нет?
– Нет.
– Библиотечка!
– Какая есть.
– Формуляр оставьте на память.
– Я могла бы тоже разувериться во всем. У меня было для этого больше оснований. В то время я уже носила в ясли дочку. А ее отца послали на посевную, он остался работать в деревне и вскоре даже перестал нам писать. Поэтому Баклажанов тогда меня просто разозлил. Но потом я поразмыслила и пожалела его. Вузовцам жилось трудно. И учеба и общественные нагрузки. Стипендия – двадцать пять рублей. И в то же время мысли о женщинах, связанные с возрастом, нэпманши, которые ходят по улицам в таком виде, что я бы просто запретила.
– Здравствуйте, дорогой мой читатель, как я рада вас видеть!