Русская драматургия ХХ века: хрестоматия

Сильва (в дверях).Ну, спасибо тебе, старичок, за все спасибо. Настоящий ты оказался друг… Я ухожу. Но вначале я должен открыть глаза общественности. Хату поджег он (указывает на Бусыгина),а не кто-нибудь. И воду тут у вас мутит тоже он. Учтите, он рецидивист. Не заметили?.. Ну смотрите, он вам еще устроит. И между прочим (Нине),он тебе такой же брат, как я ему племянница, учти это, пока не поздно. (Сарафанову.)А вы, папаша, если вы думаете, что он вам сын, то вы крупно заблуждаетесь. Я извиняюсь.

Сарафанов. Вон отсюда! Вон!

Сильва исчезает.

Мерзавец!

Бусыгин. Но он прав. Сарафанов. Кто прав?..

Бусыгин. Я вам не сын. <…>

Бусыгин. Я надеюсь, что вы меня простите, потому что я… В общем, я рад, что попал к вам…

Сарафанов. Значит, ты мне… Выходит, я тебе… Как же так?.. Да нет, я не верю! Скажи, что ты мой сын!.. Ну! Сын, ведь это правда? Сын?!

Бусыгин. Нет…

Сарафанов. Кто же ты? Кто?!

Нина. Он – псих. Он настоящий псих, а мы все только учимся. Даже ты, папа, по сравнению с ним школьник. Он настоящий сумасшедший.

Васенька. Ну и дела…

Макарская. Да-а, история…

Сарафанов. Но я не верю! Не хочу верить!

Бусыгин. Откровенно говоря, я и сам уже не верю, что я вам не сын. (Взглянув на Нину.)Но факт есть факт.

Сарафанов. Не верю! Не понимаю! Знать этого не хочу! Ты – настоящий Сарафанов! Мой сын! И притом любимый сын!

Нина (Бусыгину).Я тебе говорила… (Сарафанову, весело.)А я? А Васенька? Интересно, ты еще считаешь нас своими детьми?

Сарафанов. Нина! Вы все мои дети, но он… Все-таки он вас постарше.

Все смеются.

Сарафанов. То, что случилось, – все это ничего не меняет. Володя, подойди сюда…

Бусыгин подходит. Он, Нина, Васенька, Сарафанов – все рядом. Макарская в стороне.

Что бы там ни было, а я считаю тебя своим сыном. (Всем троим.)Вы мои дети, потому что я люблю вас. Плох я или хорош, но я вас люблю, а это самое главное…

Макарская. Извините, конечно. (Бусыгину.)Но я хочу спросить. У тебя родители имеются?

Бусыгин. Да… Мать в Челябинске.

Нина. Она одна? (Смеется.)Папа, тебя это не интересует?

Бусыгин. Она живет с моим старшим братом.

Нина. А сам ты? Как ты сюда попал?

Бусыгин. Яздесь учусь.

Сарафанов. Где же ты живешь?

Бусыгин. Вобщежитии.

Сарафанов. В общежитии… Но ведь это далеко… и неуютно. И вообще, терпеть я не могу общежитий… Это я к тому, что… Если бы ты согласился… словом, живи у нас.

Бусыгин. Нет, что вы…

Сарафанов. Предлагаю от чистого сердца… Нина! Чего же ты молчишь? Пригласи его, уговори.

Нина (капризно).Ну с какой стати? Почему он должен жить у нас? Я не хочу.

Бусыгин. Я буду вас навещать. Я буду бывать у вас каждый день. Я вам еще надоем.

Сарафанов. Володя! Я за то, чтобы ты у нас жил – и никаких.

Бусыгин. Я приду завтра. Нина. Когда?

Бусыгин. В семь… В шесть часов… Кстати! Который час?

Нина. Половина двенадцатого.

Бусыгин. Ну вот. Поздравьте меня. Я опоздал на электричку.

1970

А.М. Володин (1919–2001)

Путь драматурга к своему призванию был непростым: сиротское детство, когда его приютил в своей семье дядя – московский врач; мечты об актерском или режиссерском поприще; с 1939 года служба в армии, а затем – война, ранение, госпиталь, демобилизация; учеба в Государственном институте кинематографии, который окончил в 1949 году; наконец, первые опубликованные литературные произведения. Дебютировал Володин, правда, не как драматург, а как прозаик. В 1953 году он написал несколько рассказов; в 1954 году вышла книга, Володин был принят в Союз писателей. Но ранняя его проза была, безусловно, лишь подступом к истинному призванию – драматургии.

Это стало ясно в 1956 году, когда появилась на свет первая володинская пьеса «Фабричная девчонка». На начинающего драматурга сразу посыпались упреки в «бытовизме» и «мелкотемье», в том, что он «очерняет» образ молодой советской работницы. Но цену подобным упрекам в те времена уже знали.

Буквально за год Володин стал одним из самых репертуарных драматургов. Около сорока театров страны включили в свой репертуар «Фабричную девчонку» в сезоне 1956–1957 годов.

Володин был одним из тех, кто изменил тогда сам взгляд на героя драмы. Человек перестал у него служить неким приложением к маске «новатора», «консерватора» или «передовика производства», а человеческая жизнь получила в володинских пьесах нормальный, естественный объем, внутреннее единство, обнаружила реальные причины конфликтов.