На просьбу Захарова рассказать ему о городе Соликамске вот что он услышал о нем от заключенного Воинова: «Само название этого города, Соликамск, указывает на то, что он лежит на берегу большой, многоводной реки Камы и что в нем люди добывают соль. При царе Иоанне Грозном городок был маленький, обнесенный кругом рвом и тыном. Жители добывали соль, а во время набегов диких племен отсиживались в этом городке. Гарнизон Соликамска в то время был очень мал и мог вести войну только оборонительную. Если осада затягивалась и съестные припасы подходили к концу, то жители, тайным подземным ходом из города ночью уходили к Каме, где были заранее ими спрятаны затопленные лодки, садились в них и по реке спускались к более населенным местам, пока дикие держали осаду. Такое положение очень мешало добывать соль, и поэтому воевода написал царю письмо, прося его увеличить гарнизон. Царь Иоанн Грозный прислал городку Соликамску образ Иоанна Воина и грамоту, в которой он пишет: «Сейчас прислать ратных людей не могу, т. к. сам веду войну с Казанью (1552), и они мне нужны самому, а вот посылаю я вам икону Иоанна Воина, ему вы усердно молитесь, и он вам поможет». Так жили, молились и отбивались от неприятеля на далекой окраине тогдашней России. Эта икона и грамота царя Иоанна Грозного находятся в одной из церквей Соликамска, обращенной в музей, а другая церковь обращена в какой-то склад.
Наступили скучные, однообразные дни. Каждое утро из ворот лагеря, под конвоем, отправляли несколько сот заключенных на работу на берег реки Камы в Бумкомбинат. Это был огромный завод производства разных сортов бумаги из древесины. Несмотря на то что в Москве на Лубянке Захаров был признан инвалидом, здешняя власть на местах все же заставляла его ходить на работу.
Ему дали длинный багор, и он, вместе с другими, должен был багрить, зацепив багром огромную лесину за комель (толстый конец), и вытаскивать ее из воды на берег. Толкать и тянуть огромные стволы деревьев в воде у него хватало сил, а вытащить из воды на берег, где нужна была сила и сноровка, – этого-то у него не было, почему его скоро забраковали, оставив в лагере.
На Каме хотя и было трудно физически, но человек оживал, видел большую рыбную реку, по которой плыли пароходы и буксиры с плотами и с вольными людьми, и на этом огромном пространстве не видно было начальства и конвоя, стоящих далеко кругом в оцеплении. В зоне же лагеря при наличии более четырех тысяч собранных вместе разных уголовных, шла постоянно картежная игра, пьянство и поножовщина. Играли, ставя на кон как свои, так и казенные вещи, а также на интересные вещи вновь прибывшего заключенного и ничего об этом еще не знавшего, что его хорошие сапоги кто-то уже выиграл, а кто-то их проиграл и проигравший обязан их представить выигравшему.
Закон у них не писан, но исполняется ими между собой всеми строго. Обычно у каждого матерого вора или бандита есть свое окружение из заключенных ребят в возрасте от 12 лет, посаженных в большинстве случаев за расхищение социалистического имущества, как они объясняли Захарову, – с голодухи. Вот им-то и поручается для их практики проигравшим достать эти вновь прибывшие сапоги. Эти дети, в этих так называемых «исправительных лагерях», за время своего в них пребывания усваивали все приемы и опыт старых воров и бандитов и, выходя из лагеря на свободу, были уже более опытными и более развращенными, чем до лагеря. Они тоже играют в карты и, проиграв все вещи, проигрывают и свой скудный хлебный паек за месяц вперед. Натянув на свое голодное, голое тело простыню или кусок какой-либо тряпки, вечно голодные, шныряют по лагерю в поисках чего-либо съедобного или какой-либо вещи, так как в лагере даже самая ничтожная вещь имела какую-то свою рыночную цену. Их в лагере называли «Индией», и когда они где-либо появлялись, то заключенные старались предупредить друг друга о том, что идет «индия», и все старались держать свои вещи поближе к себе.
В столовой бригадир, получив нарезанный порциями хлеб для своей бригады, нес обычно на деревянном подносе, конвоируемый с обеих сторон своими людьми, иначе один из голодающих детей подбегал к подносу, ударял сильно кулаком снизу, и у незадачливого бригадира весь хлеб разлетался фонтаном во все стороны, быстро подбираемый все той же вечно голодной «Индией». В один миг, как воробьи, схватив хлеб, разбегались голодные дети в разные стороны, утолив случайно свой вечный голод, а бригада людей оставалась без хлеба, хлебая жидкий суп, называемый по-лагерному «баландой», крича: «Суп «Байкал»!», указывая этим на его прозрачность, хотя на доске меню-раскладки было написано: суп гороховый.