Русская эмиграция в борьбе с большевизмом

получали половину обычной платы, а вторая половина шла в кассу инвалидного дома на общее их содержание. Захаров три зимы ходил в тайгу пилить и рубить дрова для инвалидного дома и получил новую квалификацию труда, лесоруба.

Желая узнать практически работу в колхозе, он летом ходил на полевые работы. Для инвалидов работа была без всякой нормы. Как правило, никто в колхозном труде по-настоящему не заинтересован, отбывая коммунистическую барщину, и поэтому не работает по-хозяйски. Если и встречался вначале какой-то энтузиаст, то на него остальные косо смотрели, спрашивая: «Что тебе, больше всех что ль надо?» – «Да ведь теперь же это наше добро!» – «Вот если бы оно было не «наше», а «мое», я бы тогда старался».

Ответ прост и понятен, наверно, и для каждого советского руководителя. Но вот в том-то и беда – а куда же деть десятки миллионов загубленных человеческих жизней и сорок с лишним лет убитого времени? Поэтому, несмотря на то что вся их идея и система есть утопия, противная здравому смыслу, все-таки лучше пусть будет колхозное «наше», иначе придется признаться в банкротстве всей своей системы и отвечать.

За несколько лет своего пребывания в Тупике Захаров познакомился со многими жителями, и они его частенько приглашали то на соленые груздочки, то на сибирские пельмени с возлиянием. В километрах семи от Тупика, в восточных отрогах Саянского хребта, есть рабочий городок Туим, где добывают руду. Здесь, случайно, Захаров познакомился с одним пожилым человеком, чудаком, русским, приехавшим с Аляски, поверив советской пропаганде. У него на Аляске осталось хозяйство, и он хотел бы вернуться, но ему это никак не удавалось.

В инвалидном доме был интересный старик чуваш, который на кухне инвалидной помогал чистить овощи. В японскую войну в 1904 году он был рядовым какого-то пехотного полка. Сам он небольшого роста, но, как он рассказывал, в молодости был очень ловкий и проворный. Когда их полк пошел в атаку на японскую пехоту, то он увидел недалеко от себя впереди японца, держащего знамя. Будучи ловким и быстрым, он прорвался вперед между сражавшимися в штыки русскими и японцами и штыком заколол японского знаменщика. Когда знамя упало, он наступил ногами на древко, руками сорвал с него полотнище и успел его засунуть себе за гимнастерку. В это время он почувствовал острую боль в ноге, но русские одолели японцев, и он вместе с ними, сгоряча побежал их преследовать. На бегу он заметил, что вся нога его в крови, у него закружилась голова, и он, потеряв сознание, упал. Когда пришел в себя, то увидал, что он лежит на чистой койке и что около него доктор и несколько офицеров.

Они ему рассказали, что его подобрали без сознания на поле сражения. В госпитале, когда его стали раздевать, то нашли у него за пазухой японское знамя. Он был награжден Георгиевским крестом, его отдали в учебную команду и предлагали ему сверхсрочную службу. После службы он ушел с хорошей пенсией, рублей тридцать в месяц, что в то время было большими деньгами в деревне. Эта пенсия дала ему возможность скопить себе на старость хорошую сумму. Но пришла революция, пришли люди от революции, наставили на него наганы, сорвали с него Георгиевский крест, как царскую награду, и отобрали у него за это все его деньги, заработанные им своей кровью на войне.

Как известно, отличительной чертой русского человека было его добродушие и веселость, что и теперь осталось, несмотря на далеко не блестящее его положение. Во время владычества Сталина часто приходилось читать всем во всех советских газетах, на первой странице, лозунги, написанные жирным шрифтом: «Догнать и перегнать Америку!», и тут же приводились цифры и проценты количества мяса, молока, масла и шерсти на одного человека. Но это было хорошо на бумаге, а в жизни выходило иначе.

Как-то ехал знакомый Захарова в поезде по своим родным местам и смотрел в окно вагона, наблюдая виды всеми нами любимой русской природы. Вдруг знакомый Карпуши увидел в окно вагона, вдали, человека с длинной палкой в руке и около него какое-то ему мало понятное пестрое стадо. Невольно он обратился к своему соседу: «Дедушка, а что это там такое?» – «Да это пастух пасет коз. Ты думаешь, один Сталин умный, а русский мужик – дурак? Вот когда Сталин приказал обложить частновладельческих коров налогом – мясом, молоком, маслом, а пасти на государственных землях совхозов и колхозов запретил, так что можно было пасти только по обочинам дорог, но что это за корм для коровы, – то мы порезали коров и завели коз. Пускай теперь Сталин догоняет и перегоняет Америку на козах».

Однажды Захаров шел по сибирской тайге, по дороге, где неподалеку был лесоповал (рубка леса). Его стала нагонять большая грузовая машина и, догнав, остановилась возле него. Открывается дверка кабины, и ему неизвестный шофер кричит: «Батя, ты что ж это в наш-то атомный век да ходишь пешком? Полезай в машину!» – и довез его до конечной его цели. И это бывает совсем не редко.