Русская эсхатология: история общественной мысли России в фокусе апокалиптики

О том, что Российская империя при Николае I все еще продолжала нести эсхатологический месседж, можно получить представление по Высочайшему Манифесту, подписанному императором 14 марта 1848 года. Манифест был ответом на захлестнувшие Европу революции, утверждение на Западе нового секулярного миропорядка.

«Божиею милостию Мы, Николай Первый, Император и Самодержец Всероссийский, и прочая, и прочая, и прочая. Объявляем всенародно: После благословений долголетнего мира, запад Европы внезапно взволнован ныне смутами, грозящими ниспровержением законных властей и всякого общественного устройства. Возникнув сперва во Франции, мятеж и безначалие скоро сообщились сопредельной Германии и, разливаясь повсеместно с наглостию, возраставшею по мере уступчивости Правительств, разрушительный поток сей прикоснулся, наконец, и союзных Нам Империи Австрийской и Королевства Прусского. Теперь, не зная более пределов, дерзость угрожает, в безумии своем, и Нашей, Богом Нам вверенной России. Но да не будет так! По заветному примеру Православных Наших предков, призвав в помощь Бога Всемогущего, Мы готовы встретить врагов Наших, где бы они ни предстали, и, не щадя Себя, будем, в неразрывном союзе с Святою Нашей Русью, защищать честь имени Русского и неприкосновенность пределов Наших. Мы удостоверены, что всякий Русский, всякий верноподданный Наш, ответит радостно на призыв своего Государя; что древний наш возглас: за веру, Царя и отечество, и ныне предукажет нам путь к победе: и тогда, в чувствах благоговейной признательности, как теперь в чувствах святого на него упования, мы все вместе воскликнем: С нами Бог! разумейте языцы и покоряйтеся: яко с нами Бог!»[128] Россия, судя по царскому манифесту, позиционировалась как полюс сил, защитница традиций православной святости. На ценностном фундаменте противостояния глобальному злу выстраивалась модель имперской государственности. Эта модель соотносилась с православным учением о катехоне – державе, удерживающей мир от окончательного торжества в нем сил зла. Тогда многие в Европе считали, что реализация вызревшего еще в просветительской среде проекта построения секулярного мироустройства невозможна, пока существует на востоке православная империя.

Но все эти попытки к смене тренда не привели. Развертка модельных трансформаций империи Романовых выражалась в последовательной секуляризации и, соответственно, в десакрализации царской власти, движении к демонтажу самой монархической государственности. В трехсотлетнем политическом процессе можно зафиксировать пять сменяющих друг друга моделей государственно-властной организации: самодержавие (теократия) – абсолютизм – просвещенная монархия – конституционная монархия – республика. Гибель монархии в этом смысле не была исключительно стечением обстоятельством, а определялась длительным, имеющим трендовую заданность процессом.

* * *

Таким образом, апокалипсическая парадигма исторически выступала основным базовым компонентом истории русской общественной мысли. Именно она явилась определяющей чертой цивилизационной идентичности России. С традициями эсхатологии и апокалиптики связан генезис основных качественных характеристик российской цивилизации.

Глава 3 Образы антихриста в фокусе российской истории

Дихотомия добра и зла

Европейский языческий пантеон божеств представлял собой этически нейтральную субстанцию. Ни Зевс, ни Один не выражали мировое зло или добро. Следствием такого восприятия являлась релятивистская концепция мироздания и плюралистическая множественность социально-политических структур Запада. Русская мифологическая картина мира, воспринявшая через скифо-протославянские племена зороастрийский дуализм Зенд-Авесты, представляла собой этически биполярную модель. Согласно историософии «Велесовой книги», если признавать ее подлинность, сакральной державе Богумира противостояло государство Дракона (империя Зохака)[129]. Факт существования абсолютного добра предполагал столь же однозначно определяемое вселенское зло. Русская историософия конспирологична: если есть служители Господа (добра) и истинная церковь, следовательно, существует воинство дьявола (зла) и «синагога Сатаны». Мифологическое мышление обусловило олицетворение мирового добра, воплощенного в образе Иисуса и персонификацию зла – в образе Антихриста, антитезе первому, «обезьяне Христа».