Женщина не двинулась с места – коснулась рукой золотистого лака, шепнула: «Саша» – одними губами, не громче дыхания. И гитара отозвалась едва слышным стоном.
Александр с утра чувствовал, что что-то не так. Он работал на Беловерской-2 уже шестнадцать лет в одной смене, а до этого, до пожара при разлитии жидкого натрия, на главной АЭС, и научился «чуйкой ловить» – еще до того, как бахнет, – что где-то зреет проблема. Затем и потащился в последний день не в свою смену на станцию. Замучили предчувствия, а отмахнуться совесть не позволила. Сорока дней еще не прошло с Юркиной смерти. Разве мог Сашка не рвануть на помощь, если Мишка на смене. Разве мог потерять и второго друга.
А ведь в тот день с Галкой планировали рвануть в лес – рюкзаки собрали. Так и остались лежать тогда у Гали и вещи, и гитара. Может, будь тогда нынешнее чутье – остался бы дома, не полез в пекло искать Михаила, подумал бы трижды, прежде чем отдать другу свою жизнь, – да не просто жизнь, и любовь, и судьбу передоверить.
Шестнадцать лет, крутясь не знающей усталости белкой в колесе контура, Сашка думал о том, как могло бы быть. Как он оставил бы Михаила там, в огне, и ушел в лес – обнимать Галю, петь под гитару о лесном солнышке, жарить хлеб на прутиках.
Сегодня злиться на Мишку никак не получалось: все маячило на границе сознания предчувствие – где-то проклюнулся дефект, трещина, которую лучше отыскать до того, как контур прорвет.
То, что теперь Сашка был призраком, облегчало задачу. Реактор не оставался где-то за слоем бетона, он был теперь рядом – рукой подать, если б были руки. Однако призрачных рабочих запустили в реактор не ради быстрой диагностики. Они отвечали за достаточную интенсивность циркуляции теплоносителя, снижая его вязкость. Из-за нее раньше приходилось подгонять гелий компрессором, чтобы прокачать через реактор. При такой схеме обеспечивать достаточный теплообмен было ой как затратно. Потому реакторы на быстрых нейтронах с газовым охлаждением и оставались долгое время только экспериментальными проектами. Решение проблемы предложил инженер Беловерской, Юрий Локтев, старый Сашкин друг. На станцию работать они пришли вместе. Но Локтев бросил все, едва отработав положенное по распределению, и рванул в какой-то захудалый НИИ.
Полтора года спустя гений Юрка, собравший команду отчаянных исследователей, выдвинул гипотезу, что гелий способен удерживать душу. Проще говоря, изжелта-белый тоннель, по которому уходит душа умершего, состоит из сверхтекучего гелия-II. И по данным его экспериментов и результатам расчетов выходило, что, взаимодействуя с газом, тонкое тело, а попросту – рабочая душа способна заставить гелий существовать одновременно в двух пластах реальности, что позволяло менять агрегатное состояние вещества без изменения внешних условий. Призраки могли сделать гелий сверхтекучим или превратить в ледяной монолит.
Юрию не поверили, его результаты пытались оспорить. В поисках эффектного практического доказательства Локтев вернулся на родную станцию, каким-то образом получив «добро» на строительство экспериментальной АЭС на быстрых нейтронах Беловерская-2 с гелиевым охлаждением и эксперименты по удержанию тонкого тела.
Спустя еще два года решил проблему посмертного трудоустройства рабочих. Им всего-то нужно было в момент физической гибели иметь при себе ампулу с обогащенной гелием протоплазмой, не позволяющей душе нырнуть в «луч». Спустя пару часов после смерти можно было заступать на последнюю – бессрочную – смену. Первые же опыты с тонкими телами добровольцев показали, что спиритуализованный теплоноситель не оставляет шансов жидкому натрию. Весть о «Локтевском контуре» разнеслась быстро. Отчасти потому, что гелиевое охлаждение давненько привлекало к себе внимание тепловиков – дешевле, безопаснее, проще в эксплуатации, строить легче. Отчасти – из-за того, что испытать свою модель гению-экспериментатору пришлось лично. Юрка погиб в лаборатории во время опыта: иные шептались, что наложил на себя руки высоконаучным способом, чтобы залезть в реактор.
Сашка был первым, кто согласился носить при себе ампулу. Уж очень уговаривал друг. Мол, мужики не станут – суеверные, как моряки. А если найдется один смельчак, за ним и другие потянутся. Сашка, конечно, заявил, что в приметы не верит, даже Мишку уговорил поддержать затею. Только, может, и стоило прислушаться к суевериям. Двух недель не проносил Сашка склянку, как случился роковой пожар.
Он пришел в контур третьим. Вторым был Коля Калитин, явившийся на станцию после автокатастрофы.
Юрий нырнул в реактор сам, никому не доложившись. Вписали его потом задним числом, когда при первой диагностике нового контура обнаружилось, что Локтев назначил себя начальником смены. Сашка стал его замом.