Неспешно обхожу замок вокруг. Непонятно, почему в этом болотистом краю во рву нет воды. Какую ошибку совершили строители? Ночь в разгаре. Волки покончили с едой, им мои намерения непонятны. Бесцельно они жмутся ко мне. Обойдя замок с обратной стороны, я выхожу к началу болота.
Пора упокоить моих помощников. Я бью тупым концом копья о землю. Волки с шелестом укладываются в гигантский черный ком, который застывает и превращается в каменную глыбу. Но что это? Под собственным весом глыба проваливается в топкую землю. Вязнет, я забираюсь на камень и чувствую себя капитаном тонущей ладьи. Со всех сторон выступает вода, я перехожу ближе к замку. Над водой появляется первый сумеречный туман. Сначала он незримой пленкой скрывает то, что происходит на земле, но вот уже ветер отрывает клубы тумана. Я слышу, как шумно льется вода, трещат и падают деревья. Мой волчий камень под землей затронул неведомые пласты, но ни я, ни люди в замке не можем видеть, что происходит вокруг в темноте и тумане. Вряд ли защитники разглядели бойню в лагере их врагов. Я остаюсь у стены замка в ожидании рассвета.
Туман растворяется. Я вижу, что стою неподалеку от тракта на Жижецк. Здесь дорога чуть поднята над уровнем окрестных болот и потому осталась нетронутой. Но по обе стороны замка леса нет, а появились два гигантских озера, заменивших болота. Я прохожу в одну сторону, потом в другую. Красота!
Если обойти замок с другой стороны, где надвратная башня защищает выход на Езерище, дорога тоже не тронута. Ну что ж, замок, зажатый озерами с двух сторон, оседлал тракт с северо-востока на юго-запад, и не обойти его врагу. Я останавливаюсь перед воротами. Между мною и воротами теперь ров, заполненный водой. Какой вход в преисподнюю я должен теперь сторожить? Все скрылось под водой. Конечно, это не Геродотово море, но Адовой топи больше нет.
Со скрипом ворота опускаются и накрывают ров. Я вхожу в замок. Вижу знакомые и в то же время незнакомые лица. Люди падают на колени передо мной, пробуют хвататься за края моего лесного балахона.
– Батюшка князь вернулся!
Они крестятся и не пытаются преградить мне путь. Вот сейчас я птицей влечу по ступеням терема, что стоит посреди замка. Я знаю, что там она. Но шаг мой тяжел, я поднимаюсь медленно.
Второй этаж терема окружен балконом, мне навстречу выбегает маленький мальчик. Он в простой одежде, но не крестьянской, шаг у него еще неуверенный. Я недоуменно замираю, так и не поднявшись на верхнюю ступеньку. Мальчик убегает. Следующее лицо, которое я вижу над перилами балкона, принадлежит мужчине. Темно-русые, чуть тронутые сединой волосы зачесаны широким пробором. Ему требуется время взять себя в руки при виде меня.
– Вот это да! – охает Одинцовский.
Он оборачивается к двери, и на балкон выходит… Это может быть только Анна, я угадываю ее темные волосы под платком. Наконец-то я вижу ее глаза, круглые от удивления, ярко-коричневые. Княгиня огибает Анджея, я поднимаюсь к ним и снова останавливаюсь как вкопанный. У Анны огромный беременный живот, а мальчик прячется в ногах Анджея. Шляхтич и Анна широко крестятся.
– Юра! – жалобно выдыхает она.
– Мы считали тебя погибшим, – говорит Анджей и показывает внутрь терема. – Проходи, Юрий Дмитриевич.
– Здравствуйте.
Я чувствую опустошение, мне хочется убежать и навсегда скрыться в лесу, но я подчиняюсь.
Внутри терем напоминает избу. Никаких украшений, несколько мелких помещений и большой светлый зал с потухшей печью.
– Кто ты, Юрий Дмитриевич? Кто ты теперь?
Анджей явно доволен, что я не испугался крестного знамения. Он усаживает Анну в кресло, подкладывает подушки. Я вижу, что за этими действиями шляхтич прячет смущение. Анна плачет. Я растерян не меньше их.
– Ты уже все понял? Анна теперь моя жена. Тебя не было два года. Здесь много чего произошло!
Два года! Пока я бултыхался и смотрел видения, насланные демоном, прошло два года. Смотрю в пол, хриплю:
– Расскажи хоть что-то, Анджей. – Лишь бы не молчать.
– Ильинич за то, что лес польскими руками от волков-оборотней очистил, заслужил благодарность короля. Вы с Савелием в ту ночь исчезли. Став воеводой, боярин занялся набегами на Русь, нас какое-то время не трогал. Присматривался, не мог понять, в силе твои братья или нет.
– Где теперь братья?
– У дядьев, в Луцке. Все трое. Казимир Четвертый в тот год умер, а сыны его, Ян Альбрехт и Александр Ягеллон, выясняли отношения. Короны польскую и литовскую делили. Говорят, с князем Иваном Московским скоро будет мир. Но на болотах накопилось столько простого люду, напуганного и голодного, что вышли мы из лесу, и Анна Иоанновна повелела замок строить.
– Хорошо поступила. Как настоящая княгиня.
– Я подумала, что раз скит отца Даниила возвести удалось, то и замок получится.
Она хочет что-то добавить, но Одинцовский перебивает:
– В Польше смердов прикрепляют к земле, за магнатами, не дозволяют переходить. Шляхта литовская рада, думают, здесь Ягеллон тоже такие порядки наведет. Сейма ждут. Так что вовремя ты вернулся, князь! Самое время о правах своих заявить.