Русская фантастика – 2018. Том 1

– Эти шавки помогут тебе. Как ударишь копьем второй раз, все эти твари сложатся в камень, гигантскую скалу под твоими ногами. И будут оставаться скалой, пока ты не призовешь их снова. Но призвать и упокоить их ты можешь только ночью, солнечный свет испепелит волков. Это уже не те оборотни, что были у Радогаста. А свои дневные проблемы решай сам.

Я подчиняюсь, с шелестом черные тени слетаются к посоху и стелются под ним.

– Спасибо?..

– Ступай!

– Ты чего-то недоговариваешь?

– А разве хоть кто-то когда-нибудь тебе что-то растолковал? Ты сам умеешь делать дурацкие выводы.

– Мне долго служить? Сторожем?

Он пожимает плечами.

– Это не моя забота. Время – иллюзия. У меня нет никакого желания самому следить за выходом. – То, что Савелий считал входом в Ад, для Криве было выходом, понял я. – Ступай. Можешь вообще не служить. Врата должны быть закрыты! До срока! Придет срок – их откроют без тебя!

Я медленно иду по тропе обратно, копье кладу себе на плечо. Одежда на мне стала древесной, местами твердой, местами податливой, листья струятся из каждой ее складки. Вместо сапог – лапти, но удобные. Я ненароком оглядываюсь. На скалистом мысу мне вслед смотрят трое: сгорбленный широкоплечий неизвестный старик, король Казимир без короны и юноша Савелий, выражения их лиц одинаково задумчивые, печальные и оценивающие. И нет вокруг никакого моря огня. Только молочно-белая, исходящая паром вода.

Глава 13

Я новыми глазами рассматриваю все вокруг и не могу наглядеться. Светит полная луна. Стволы сосен – белые, хвоя – седая. Нет никаких красок, кроме белой, черное – только небо. Я шагаю через лес, копье служит посохом. Принюхиваюсь. По привычке я вкладываю в это немного больше, чем поиск запаха. Тянет дымом костра. Мне некуда спешить, и я шагаю через лес и через ночь.

* * *

Я выхожу на опушку и вижу военный лагерь, который только-только просыпается. Солнце делает мир цветным. Долго любуюсь горами мусора, дымом костров, на которых готовят завтрак, лошадьми, что бредут с выпаса, копьями, собранными в пирамиды. Наблюдаю смену караула, смотрю, как возвращаются пикеты. Кажется, никто не замечает меня.

За лагерем видны стены замка. Замок строится. Его валы еще не успели зарасти травой, а бревна стен желтеют свежими распилами. Главная башня тоже деревянная. На стене видны часовые, их взгляды обращены вниз, на лагерь. Все ясно, строящийся замок в осаде. Вокруг замка выкопан ров, но воды в нем нет. Я пытаюсь разглядеть символы на стягах, что развеваются над лагерем и над стеной. Но символы или не видны, или неизвестны мне. Кто в замке? Кто его осаждает? Деревушка-посад сожжена. Вглядываюсь в ее очертания. Бывал ли я тут прежде? Бывал. Передо мною сожженные Усвяты, довольно большое, но бедное землевладение отца. Небо становится голубым, и я долго любуюсь его цветом. Мне почему-то нет дела до страданий жителей. Новые свежие эмоции от видимого мира захлестывают. Я не позволяю сороке сесть на меня, отгоняю копьем. Из лагеря вывозят на телегах пищали, расставляют в ряд шесть штук и лениво мечут каменные ядра в стену. Сверху осаждающих обстреливают из ручниц. Точности не хватает ни тем, ни другим. Я наблюдаю за перестрелкой довольно долго. Осаждающие успешнее, под их огнем выщербины в стене становятся все глубже, вопрос времени, когда стена будет пробита. Толку от огня со стен нет совсем. Ни разу не попав, защитники прекращают стрельбу. Я понимаю, почему осаждающие не расстреливают ворота. Видимо, надвратная башня вооружена лучше. Никем не замеченный, возвращаюсь в лес. Странно, но я совсем не чувствую голода.

Неподалеку поле, засеянное незнакомым растением. Яркие синие цветы заливают равнину. Как ребенок, я долго ищу на опушке такое положение, чтобы синее небо и синее поле разделяла только узкая полоска горизонта, и никаких деревьев. А если смежить веки, то можно вообще представить себя на небе.

Я бреду через поле синевы и ближе к незнакомой деревне натыкаюсь на привычные поля ржи. В деревню не захожу. Людей ни в поле, ни возле домов не видать. Понятное дело, война. Я ухожу в лес и весь оставшийся день наблюдаю за зверями и птицами. Это куда интереснее людских войн.

* * *

Вечереет. Я возвращаюсь на опушку, чтобы посмотреть на замок. Делаю несколько шагов, и меня замечают часовые. День осады прошел. Перестрелка окончилась. Штурма не последовало, но осаждающие стали на шаг ближе к успеху. Двое воинов подходят ко мне и останавливаются в десятке шагов.

– Кто такой?

Я не отвечаю. Тот, кто посмелее, приближается и, испугавшись, убегает. Узнал, что ли? Или еще что? Я оглядываю свой наряд. Кажется, человеческое во мне только лицо.

Из лагеря появляется отряд, воины строятся и приближаются ко мне. Из-за их спин выезжает всадник. Я невольно любуюсь его грациозностью и богатым доспехом. Это Ян Ильинич, повзрослевший, статный. Его лицо теперь шире, но крючковатый нос и пронзительный взгляд остались прежними. Он приближается настолько, чтобы узнать меня, вздрагивает, бледнеет.

– Ты! Явился?!

Злая радость играет на его лице.