– Сначала были добрые…
– А дальше что? – Король улыбается, он знает ответ на свой вопрос.
– Мне бы землицы поболе.
– Вот чего ты все жалуешься, боярин? Земли твой пращур получил от соседей твоих отрезанные. Друцкие князья на урожаи не жалуются, ни век назад, ни сейчас. А тебе все мало?
Я молчу.
– А почему донес на Дмитрия Друцкого, я знаю! Ты ему торговлю запирал. Из Новгорода по Ловати и Усвяче в Двину, а тут Дречи-Луки посередине. Что? О поборах не договорились?
Мне нечего ответить.
– А что донес, то – правильно. Здесь, на восточной границе, наше государство должно стоять крепко! Слишком много врагов. И Москва, и Орда, и их сторонники тайные и явные. Мне нужны верные люди!
Мою Романову грудь почему-то стискивает от радости.
Король снова долго смотрит в огонь:
– А людишки ваши местные? На них же без дрожи не глянешь! Станешь опекуном при малолетнем Юрии Друцком, помни: мне мало покорности, ты обязан заботится о смердах. Своих и его. Понимаешь?
Видение проходит, я снова на поверхности, но ничего не успеваю спросить. Шторм продолжается. Мне нестерпимо хочется продрать глаза и увидеть струг, который принесет мне спасение. Чтобы кто-то добрый и великодушный спас меня. Новая волна приносит новую картину.
Я бегу во тьме в изодранных доспехах, панцирь сорван, на моем грузном теле одна подкольчужная рубаха. Я поскальзываюсь, выпускаю из руки саблю, ищу ее в темноте, шарю. Но вместо сабли мне под руку попадает предмет круглый и мокрый. Пальцы цепляются за что-то острое, я подтаскиваю это к самым глазам и сталкиваюсь взглядом с чужим взглядом, пустым и стеклянным. В моей руке оторванная голова скалит зубы. Я отбрасываю ее в сторону, вскакиваю на четвереньки, чтобы ползти, но мои колени и руки разъезжаются, потому что под мной все такое же круглое и подвижное. Я пробую бежать, но чья-то голова сбивает меня с ног, словно ядро, на какое-то мгновение мне кажется, что смогу удержать равновесие. Но голова под ногой – неудачная опора, я снова падаю, и град оторванных, отрубленных, откусанных голов накрывает меня, пробую подняться, но, погребенный под ними, сдавленный, задыхаюсь во тьме. Делаю новый рывок вверх, мой подбородок над водой, над огнем, в чем это я бултыхаюсь в преисподней?
– Роман?..
Борьба с волнами отвлекает меня. Я продолжаю мечтать о неведомом спасителе. А что бы я чувствовал, если бы был зрячим и не разглядел бы никакого корабля рядом? Утонул бы от глубокого отчаяния, приступа злости! Неведомый собеседник тут как тут. Он толкает меня в лоб чем-то мягким, погружает снова. О, как же там больно! Лоб начинает саднить, и новая картина встает передо мной.
– Янек! Ты великий любовник! Ах! Любая женщина будет счастлива с тобой! Я прямо боюсь! – Ее длинные локоны касаются моего лица, девушка сияет.
Я бросил поводья, конь неспешно везет меня через поле ржи. Челядь плетется сзади. Рожь поспела. Где-то вдалеке смерды жнут. Даже отсюда мне видны их ладные фигуры. Богато живут люди в Польше. Как Казимир вырвал у немцев Данцигский порт, потекло рекой серебро из Европы. Из-за бугра приближается деревня. Крепкие светлые дома, окруженные хозяйственными постройками, говорят о достатке. Мой глаз радуется, а сердце грустит. Скоро кончатся ляшские земли и пойдут литовские леса, дремучие и болотистые. Кончатся постоялые дворы, и неделями мне предстоит ночевать в шатре в лесной сырости.
– Ян… – выдыхаю я, но на поверхности не удерживаюсь, переворачиваюсь лицом вниз. У меня больше нет сил бороться со штормом. Был бы я зряч, наверняка сдался бы уже. А так сдаться? Врет демон. Борьба отвлекает от муки, когда каждая частица меня готова стонать и плакать от страдания.
Я лежу на втором этаже замка, свесив голову в лестничный проем. Что-то очень тяжелое не позволяет оторваться от пола, настолько тяжелое, что все вокруг кажется черным и серым. А внизу… Снизу раздается манящая неведомая музыка, я вижу танцующих людей в диковинных нарядах. Вокруг женщин развевается легкая яркая ткань. Тот мир внизу полон не только музыки, но и цвета.
– Кто… там? – Я не узнаю своего голоса.
– То – твои неродившиеся дети, – громогласный, твердый и в то же время сострадающий голос высоко надо мной.
Я сейчас кто? Трясу головой, мне снова удалось оторвать ее от поверхности воды, густой, как кисель. Или это не вода? Шторм прекратился.
– Месть, говоришь?
– Зачем ты показываешь мне это?
– Кто дал тебе право судить врагов своих?
– Я сам! Я тоже люблю наш народ!..
– Тоже?
Но мне не нужно ничего говорить, глубокое раскаяние охватывает меня.