Русская фантастика – 2018. Том 2

– Не волнуйся, маленькая, они просто заснут и проснутся в другом зоопарке, там им будет хорошо. Ты тоже поедешь, попозже, а потом война закончится, и вы все вернётесь, а мы вас будем здесь ждать, и всё будет хорошо, ты только поверь.

Но Бэтти не поверила, переступила серыми морщинистыми ногами и затрубила, высоко задрав хобот. Ей ответил тапир, заволновались, завыли хором волки, заверещали обезьяны.

– Саша, где ты ходишь? Иди скорее сюда! – позвала Евдокия Ивановна, и Саша побежала к ней, на ходу натягивая рабочий халат.

Они провозились до вечера, наконец последний грузовик увёз белого медведя.

– Ну что, чайку? – предложила начальница, вытирая пот перемазанной зелёнкой рукой: один из волков в панике прикусил другому лапу.

– Спасибо, Евдокия Ивановна, я домой. Игорь завтра…

У Саши перехватило горло, она замолчала, но Евдокия Ивановна и так поняла.

– Пришла повестка, значит, – и протянула задумчиво Саше чистый носовой платок. – Ты поплачь, если хочешь, здесь, дома не надо только.

Плакать Саша не стала, ни на работе, ни дома. Она замесила тесто на пирожки, сварила картошку для начинки, приготовила мужу чистую рубашку, две смены белья.

– Что ты там возишься? Иди сюда, – позвал Игорь из спальни, и она пошла, осторожно, как по льду.

Разделась, потушила свет и нырнула под одеяло, к его тёплому боку, гладкому животу и жадным горячим рукам.

* * *

Здравствуй, родная моя Сашенька.

Не знаю, как начать это письмо, потому что о том, что тебе больше всего хочется знать, я писать не могу – нельзя. Так что новостей никаких у меня нет, кроме того, что я жив, здоров, цел и люблю тебя. Каждый день смотрю на твою фотографию и думаю, чем ты там занята, о чём думаешь. Зверей ваших, наверное, давно вывезли, и теперь тебе не о ком заботиться. Я фантазирую, как ты спишь до полудня, а потом до вечера валяешься с книжкой и пьёшь чай со своей дурацкой мятой, которой без того пропах весь дом, а больше ничего придумать не могу. Так что ты напиши мне про всё, что делаешь, вот прямо весь свой день, каждый час без меня опиши, можно в дневник. А я потом приеду и всё прочитаю, чтобы ничего про тебя не упустить.

Ничего не бойся, Саша. Верь. Что бы ни случилось, верь, что мы справимся, победим, и я вернусь к тебе, милый мой мышонок.

* * *

Зверей вывезти не удалось, немцы захватили станцию Мга, и поезда больше не ходили. Финны вошли в Выборг и Зеленогорск и не собирались останавливаться. Настало первое сентября, но на улицах не появились серьёзные первоклашки с вечными астрами – учебный год так и не начался. Город зажимали в тиски, он сопротивлялся, но пока без толку, советские войска оставили Нарву, Лугу, Любань, а враг всё наступал.

Второго сентября ввели карточки: шестьсот граммов хлеба рабочим, четыреста служащим, триста детям и иждивенцам. Сократились пайки животных, они бродили по вольерам голодные и растерянные. Теперь сотрудники зоопарка косили траву на газонах и собирали в мешки начавшие желтеть листья.

Саша, как и Евдокия Ивановна, делилась хлебом с козами. Она смотрела, как несутся к загороди ленивые в былые времена животные, как блеют и толкаются, подбирая крошки еды, и сердце сжималось от сострадания. Ладони её, только-только зажившие после лопаты, снова покрывали кровавые мозоли, теперь от косы. Травы поблизости не осталось, они ходили косить за пять кварталов, потом ещё дальше.

Финнов остановили на реке Свирь, они разместили на её берегу дальнобойную артиллерию и принялись обстреливать город. Люди говорили, что Гитлер пообещал уничтожить Ленинград, сровнять с землёй вместе с жителями. Саша не верила – разве может такое быть? Однако снаряды рвались, превращая в развалины жилые дома и промышленные кварталы. Люди сначала пугались, прятались в подвалах, потом попривыкли – гремит и гремит, авось пронесёт. Зверям приходилось хуже. Природа не озаботилась снабдить их полезным феноменом – привычкой ко всему, что случалось или могло случиться в этом мире.