— Когда ты уже успокоишься? Тебе вчерашнего дня было мало? Чуть коньки не откинул!
Пит выключил газ и вытер руки каким-то вышитым куском черной парчи.
— Я все предусмотрел!
— Думаешь, мне так весело скакать туда-сюда из гроба в гроб? Дай мне покой!
— Дед, ну послушай!
Старик вилкой подцепил котлету прямо со сковородки и сказал:
— Послушаю, отчего бы не послушать. Благо — время позволяет. Еще пара часиков есть до того, как ты свалишься замертво.
— Не свалюсь! Я по аптекам прошелся, по магазинам, — затараторил Пит. — Накупил всякого, должно помочь.
Жестом фокусника он вытащил из-под стола корзинку, доверху набитую пучками трав, лекарствами, упаковками витаминов, пачками кофе, банками с тонизирующими напитками. Часть коробочек была раскрыта, плитки шоколада ополовинены.
— Что это? — близоруко прищурился Георг. — Маралий корень?
— И он тоже. Бодрящее, поднимающее тонус, укрепляющее жизненную силу… Я уже принял всего по чуть-чуть.
— Ты бы еще стены в оранжевый цвет выкрасил.
Пит вскинулся.
— А что? Помогает?
— Ага. Не хуже остальных твоих… снадобий. Примерно как лечить перелом, обматывая руку нарядной ленточкой: толку никакого, зато хоть приятно.
— Но, может…
— Не может. От этого нет спасения. Сейчас вот покушаю — и пойду обратно, помирать. — Он потянулся к горчице. — Не понимаю, на что ты надеялся? Найти абсолютный оживлятор и прославиться в веках? Пит Путеводный — звучит неплохо.
Некоторое время стояло молчание. Георг терзал пятую котлету, Пит сидел на табурете, невидяще глядя на чирикавших за окном воробьев. Слабость подступала волнами — то накатывала, то отпускала. Цокая когтями по линолеуму, к нему подошел пес, положил голову на колени.
— Не понимаю, как ты мог умереть так внезапно? — неожиданно зло и сердито заговорил паренек. — Ты же был здоров.
Взгляд Георга был пустым, непроницаемым.
— Старость, понимаешь ли. Сердце поизносилось, легкие. А уж печень… Про маразм я, кажется, уже упоминал?
— Неправда! Ты еще крепкий, бодрый!
— Был бодрый, — поправил дед, вставая.
— Ты не имел права оставлять меня одного!
— Скотина я эгоистичная, — покаянно согласился Георг.
С далеко не старческой быстротой он выпорхнул из кухни и, прежде чем Пит успел опомниться, заклинил дверь снаружи шваброй и стулом.
— Деда, пусти!
— Как же. А то еще побежишь меня снова выкапывать.
Загремели ключи, и Пит остался наедине с похрапывавшим псом.
Выбраться из квартиры пареньку удалось только под утро. Защелкнув на шее баргеста новый ошейник с поводком, он побрел к кладбищу, гадая, что на этот раз изобрел дед, чтобы помешать ему воскресить себя.
Возле безымянной могилы Пит остановился и какое-то время топтался на месте, беспомощно озираясь, не в силах поверить в произошедшее.
Земля была по-прежнему разворочена, гроб распахнут. Георга в могиле не оказалось.
Пит бросился к сараю, обшарил полки и обнаружил, что пропала лопата и несколько веревок. На дощатом полу валялась пуговица — коричневая, старомодная. Он сел возле нее на корточки, сдерживая глупые детские слезы.
Где теперь искать деда? В лесу? В море? На пляже? В чужой, неизвестной могиле? Ерундовая задача для опытного некроманта, непосильная — для подростка.
— Я стану опытным, обещаю! Стану известным, стану настоящим мастером! — прошептал он. — Я найду тебя и сделаю так, чтобы мы оба могли жить.
Скакавший рядом баргест положил ему лапы на плечо и лизнул в мокрую щеку. Пит сжал пуговицу в кулаке и поднялся.
— Идем, — сказал он. — Надо придумать тебе имя.
Волны шуршали галькой возле пещерки на маленьком острове, где гостили только чайки. Завалив вход, Георг отбросил лопату и улегся на камни, отсчитывая последние удары сердца. Под голову он пристроил табличку, снятую перед ритуалом с могилы внука, несколько дней назад. Четкая надпись
«Парню рано было в землю, — в который раз подумал дед. — Слишком рано. Пусть поживет еще, глядишь — и правда прославит род. Интересно, поймет ли он когда-нибудь, что произошло, вспомнит ли? Чертов автобус. Чертов. Автобус».
Георг закрыл глаза и увидел русоволосого мальчишку, ведущего на поводке здоровенного лохматого пса. Они шли вперед — небыстро, поглядывая по сторонам — темными тропами, светлыми путями.
Артем Белоглазов
ПО ГРИБЫ[2]
— Молчит, — скрипнул в сенях простуженный мужской голос. Затем, громче и визгливей, скрипнула входная дверь; с дребезгом упала щеколда. Бухая сапожищами, вошедший остановился на пороге и с кряхтеньем принялся разуваться.
— А-а? — вскинулся с табурета хозяин, который сидел, уронив на кухонный стол крупные заскорузлые руки, и бессмысленно глядел перед собой карими, навыкате, глазами.