Русская и Болгарская Православные Церкви в первой половине XX века. История взаимоотношений

Весной 1936 г. русским монахам из Ямбольского монастыря митрополит Стефан предоставил в пользование здание Какалянского монастыря св. Архангела Михаила вблизи Софии, здесь поселилось 10 насельников, а настоятелем до 1944 г. служил архимандрит Серафим (Соболев). Передавая этот монастырь, Болгарский Синод выдвинул условие, что в обитель будут принимать не только русских, но и болгар «с целью иметь их, как рассадник истинного иночества для болгарских монастырей». Вместо храма Рождества Христова на Шипке Священный Синод в 1935 г. официально передал русской общине в Варне в пользование древний византийский храм св. Афанасия Великого[460]. В 1937 г. в Варне начали действовать курсы по борьбе с безбожием, которые возглавил протоиерей Иоанн Слюнин.

К этому времени численность русской эмиграции в Болгарии в результате возвращения на Родину, переезда в другие страны и естественной убыли заметно сократилась: в 1926 г. их насчитывалось 28340, в 1929 г. – 24513, а в 1940 г. по официальной статистике – 18397[461].

Несмотря на уменьшение паствы, церковная жизнь не замирала. Более 100 русских священников и диаконов служили в приходах Болгарского Экзархата, только в Пловдивской епархии их до 1944 г. было около 35[462]. Свидетельством достойного служения русских священников в Болгарии было их частое награждение Архиерейским Синодом РПЦЗ. Так, 12 июня 1930 г. Архиерейский Синод по представлению владыки Серафима наградил золотым наперсным крестом болгарского протоиерея Тодора Петрова «за исключительную любовь и постоянную заботу о русских беженцах, проживающих в его приходе», а 22 июня – золотым наперсным крестом с украшениями русского протоиерея Константина Чирко по ходатайству Велико-Тырновского митрополита Филиппа[463].

Руководство Болгарской Церкви осознавало, что богатый богослужебный опыт и традиции Русской Церкви могут быть востребованы. Во многом благодаря русским эмигрантам практиковавшееся ранее отсутствие обязательной исповеди перед причастием стало исчезать, и исповедь возвращалась в болгарские храмы. С 1940 г. по договоренности между митрополитом Софийским Стефаном и архиепископом Серафимом (Соболевым), Болгарский Синод стал направлять в русский храм молодых диаконов для прохождения практики и приобретения навыков богослужения[464].

Протоиерей Всеволод Шпиллер

В середине 1930-х гг. начал свое служение в храмах Болгарии протоиерей Всеволод Дмитриевич Шпиллер, широко известный церковный и общественный деятель, замечательный проповедник, духовник и богослов.

Он в 1918–1920 гг. воевал в составе белой Добровольческой армии, из Крыма вместе с войсками П. Н. Врангеля в ноябре 1920 г. эмигрировал в Константинополь, затем – с 10 декабря около года пребывал в русском военном лагере в Галлиполи, а в декабря 1921 г. переехал в Болгарию[465].

В начале 1920-х гг. В. Д. Шпиллер познакомился с епископом Серафимом (Соболевым). Свидание с владыкой определило всю дальнейшую судьбу Всеволода Дмитриевича – он стал одним из его ближайших духовных детей и учеников. Вскоре В. Д. Шпиллер стал материально поддерживать епископа Серафима и проживавшего в Болгарии в 1925–1931 гг. архиепископа Феофана (Быстрова). Владыка Серафим благословил Всеволода Дмитриевича оставить работу в английской концессии и поступить в 1927 г. на богословский факультет Софийского университета св. Климента Охридского[466].

После окончания университета В. Д. Шпиллер некоторое время учился в русском Богословско-пастырском училище при монастыре свв. Кирика и Иулитты. 20 июня 1934 г. архиепископ Серафим рукоположил Всеволода Дмитриевича во диакона, а на следующий день – в иерея. В связи с «отсутствием тогда свободных вакансий в ведении управляющего русскими православными общинами»[467]по соглашению владыки Серафима с болгарскими церковными властями о. Всеволод в августе 1934 г. был назначен приходским священником болгарской церкви Успения Божией Матери в г. Пазарджике Пловдивской епархии, где прослужил около 10 лет[468].

Кроме того, о. Всеволод исполнял обязанности тюремного священника, причем за время его службы в тюрьме г. Пазарджика ни один смертный приговор не был приведен в исполнение. В Болгарии существовала традиция: пока священник не исповедует приговоренного к смертной казни, его не казнят. И когда о. Всеволоду необходимо было исповедовать подобных преступников, обстоятельства «складывались» так, что ему приходилось либо уезжать из города, либо он заболевал. Священник также отказывался ставить свою подпись под смертными приговорами[469].