Русская инфинитивная поэзия XVIII–XX веков. Антология

Ах, не преть-бы сейчас В этом тумане Парижа, Где тускл человечий глаз, Где сердце носят, как грыжу. Но открыть глаза — и стать В огромном белом поле, Где белая ширь — благодать, Где страшная белая воля. Что-б не видеть, не знать, не гадать. И когда раскалит скулы, Не ждать огонька, что как тать Мигнул-бы из снежных разгулов <…> Стоять, закрыв глаза, И белую слушать негу… Знать: нельзя назад. Обростать тоской и снегом… И став святее детей, И простив Ему всю обиду, Слушать, слушать метель, Стыть как забытый идол («Снег в Париже», 1925) [Кнут 1925, 30–31];

абсолютную ИС 6, с перебивкой: Молчать. Замкнуть непристойные губы. На язык неподобный и грубый Каленая ляжет печать. В тишине, Небывалой, Огромной, Глушительной, Почтительно восстанут уши. Слушать. <…> Молчать. Растопить в молчании душу. Слушать («Апофеоз», оп. 1925) [Кнут 1925, 44–45];

финальную ИС 1+1+3: Нет, в душный ящик вам не уложить Отвергнувшего тлен, судьбу и сроки. Я жить хочу, и буду жить и жить, И в пустоте копить пустые строки («Я не умру. И разве может быть…», 1926) [Кнут 1928, 7];

ИС 5: Трудна судьба: средь грузных и безкрылых О легкости, о небе говорить. Средь полумертвых, лживых и унылых Бороться, верить, радоваться, быть («Да, я повинен в непомерном счастьи…», оп. 1928) [Кнут 1928, 16];

финальные ИФ (1=1)+(2-1/2): И только осталось твое озаренное имя. Как хлебом питаться им — жадную душу кормить, И только осталось пустыми ночами моими Звериную муку мою благодарно хранить. Спокойно платить этой жизнью, отрадной и нищей, За нежность твоих — утомленных любовию – плеч, За право тебя приводить на мое пепелище, За тайное право: с тобою обняться и лечь («Нужны были годы, огромные древние годы…», оп. 1928) [Кнут 1928, 33];

финальную абсолютную ИС 4: Что тех минут достойней, чище, лучше? Противостать — и, счастью вопреки, Стоять, глухонеметь, и молча мучить Нагие обреченные зрачки («Ее глаза хмелели: „требуй, мучай“…», оп. 1928; вторая строфа из двух) [Кнут 1928, 38];

начальную абсолютную ИС 8: Чаять нечаянных прикосновений! Видеть, не глядя, все те же глаза! Им предаваться до тла, до забвенья, В них уходить без возврата назад! Бросить в игру одичалое тело! Рухнуть — и прянуть — и стать, не дыша… («Чаять нечаянных прикосновений!…», оп. 1928) [Кнут 1928, 39];

ИС 1+4: «Так будешь жить в гармонии безбрежной<,> Так будешь чтить обетованный лад. И слушать звук, и ждать его прилежно, И умножать великолепный клад» («Испытание. I» [«Я занимался бренными делами…»], 1926) [Кнут 1928, 62];