Русская история. В самом сжатом очерке

Тем временем Александр III должен был окончательно убедиться в ненадежности Германии против Австрии. Единственным местом, откуда русский царь встретил некоторую поддержку, был Париж. Вся остальная Европа, не исключая и Берлина, явно тянула руку болгар. Уже это должно было воскресить старые мысли о русско-французском союзе, бродившие когда-то в голове Александра II. Экономические условия натолкнули на этот союз уже окончательно.

Кризис хлебных цен больно ударил не только русского помещика, — еще больнее он ударил прусского юнкера, хозяйство которого было более капиталистическим и значит больше зависело от рынка. Прусский помещик завопил о «покровительстве отечественному земледелию» не хуже, чем русский фабрикант вопил о «покровительстве отечественной промышленности». Бисмарк, представлявший в германском правительстве интересы именно помещичьего класса, не мог не пойти навстречу своим. В 1880 г. в Германии были введены пошлины на хлеб, в 1885 г. они были утроены, в 1887 г. — упятерены. Между тем германский рынок имел для русского хлебного вывоза огромное значение: рожь вывозилась только в Германию, а мы помним, что в 90-х годах из России вывозилось ржи до полутора миллиона тонн.

Бисмарк был уверен, что экономически Россия у него в руках: он знал, что «истинно-русское» правительство «Романовых» не может обойтись без заграничных займов, а займы эти до тех пор заключались преимущественно в Берлине. Когда Петербург стал ворчать из-за болгарских дел и из-за пошлин, Бисмарк распорядился не принимать русских процентных бумаг в германские банки. Но тут он ошибся. Деньги в это время в Европе (благодаря продолжительному мирному периоду: в Западной Европе с 1871 г. больше не было войн) были дешевы, как никогда. Прогнанный с берлинской биржи министр Александра III Вышнеградский обатился в Париж, и там его приняли с распростертыми объятиями. Все русские займы были в конце 80-х годов конвертированы (обменены) в Париже на чрезвычайно выгодных условиях.

Этим помещением русских займов в Париже был уже в сущности создан русско-французский союз: французская буржуазия, купившая русские бумаги, была теперь кровно заинтересована в том, чтобы дела русского царя процветали и внутри и вне его страны. Поперек дороги настоящему, формальному союзу стояли две причины. Первой было то обстоятельство, что во Франции была республика. Для нас, знающих теперь, что такое буржуазные республики, покажется удивительным: что же это за препятствие? Кулаки у французских городовых не хуже, чем у русских, рабочий день — двенадцатичасовой, стачечников разгоняют так, что, мы видели, даже царскому правительству было чему поучиться у демократической республики, — чего же, казалось бы, «Романовым» стесняться было такой «приличной» союзницы? Но надо опять вспомнить, что такое был Александр III. Он никак не мог переварить, что при республике управляют адвокаты, что адвоката Греви, французского президента, он должен будет принимать как равного. Нужно вспомнить, что адвокат, разночинец-интеллигент, в «романовских» кругах расценивался до чрезвычайности низко. Когда при Александре II обсуждался проект введения земских гласных в Государственный совет, одним из главных возражений было: а вдруг адвокатов станут выбирать? И с этим возражением очень приходилось считаться³⁷. А тут вдруг адвокат рядом с царем сядет! В минуту раздражения Александр III даже французскому послу однажды сказал: «Что за сволочь ваше правительство однако!» Посол был не адвокат, а военный генерал, — значит для Александра все же «свой человек».