Русская история. В самом сжатом очерке

Это — с русской стороны. А с французской долго никак не могли приладиться к некоторым вкусам и привычкам нового союзника. В Петербурге союз понимали конечно так, что значит и внешние и внутренние враги общие. Мы тебя будем защищать от немца, а ты нам русских «нигилистов» выдавай, которые во Франции «скрываются». Основатель Французской республики — настоящий основатель — Гамбетта это прекрасно понимал: собираясь заключить с Россией союз, который был Гамбетте и его партии очень нужен, — сейчас мы увидим зачем, — он прямо намеревался без всякой церемонии всех находящихся во Франции русских революционеров выдать Александру III. Но Гамбетта умер, не успев заключить союз, а его наследники не были людьми таких «широких» взглядов. Республика была еще внове, массы относились к ней довольно серьезно, рабочие снизу напирали, только что, в 1880 г., вынудили амнистию коммунарам (а в 1884 г. — свободу коалиций), — правившие Францией адвокаты «стеснялись». Они делали достаточно подлостей в угоду царскому правительству: держали в тюрьме Кропоткина, выслали из Франции Плеханова, но до выдачи «нигилистов» на царскую расправу не доходили. Обеим сторонам приходилось приспособляться, — постепенно они и приспособились: русские жандармы завели в Париже свое охранное отделение со штатом провокаторов при нем, с тою специальной целью, чтобы подбивать русских революционеров, неопытных или наиболее бестолковых, на поступки, которые были запрещены и французскими законами, — тогда их беспрепятственно можно было сажать в тюрьму. А французы, не выдавая революционеров прямо, наиболее активных из них стали как «нежелательных иностранцев» высылать в Германию, а там уже германская полиция их подбирала и отправляла «на родину». Дело-то и было в шляпе, а республиканская конституция — в неприкосновенности. Но пока все это наладилось, прошло довольно много времени, и в течение этого времени было немало трений.

Но было и еще одно обстоятельство, отпугивавшее Александра III от слишком тесного сближения с французской республикой. Александр, как и все «Романовы» и до и после, готов был серьезно воевать только из-за Константинополя³⁸. Но этому было еще не время: Черноморский флот только строился, русскую пехоту стали перевооружать новой винтовкой (мелкокалиберной трехлинейкой, — берданка успела уже устареть) только за три года до смерти Александра III. Между тем французы, как только увидали вдали русский союз, сейчас же забряцали саблями, и тогдашний их военный министр, генерал Буланже, великий друг русских черносотенцев, вел дело явно к «реваншу» — к расплате с немцами за 1870 г. Один из французских миинстров того времени, правая рука Гамбетты, Фрексинэ, признается в своих воспоминаниях, что французы из кожи лезли, чтобы заставить царя подписать военное соглашение с Францией, обращались даже к покровительству такого высокопоставленного лица, как известный шпион и провокатор Рачковский, заведывавший личной охраной особы Александра III; но даже такое влиятельное заступничество не помогло, и секретное военное соглашение с Францией Александр подписал только в 1893 г., когда шумиха, поднятая Буланже, давно прошла.

В итоге всех этих трений и недоразумений всего теснее и искреннее оказывался союз Зимнего дворца с парижской биржей. Настоящим другом Александра III в Париже были не президенты и министры, а парижский банкир Госкье, который потом даже хвастался, что Александр III поручил его заботам по финансовой части своего сына, Николая II. Так это или не так, но влияние парижской биржи в Петербурге было чрезвычайно сильно; и если к воинственным зазываниям французских генералов Александр III оставался глух, то за французскими банкирами и он и сменивший его на престоле в октябре 1894 г. Николай послушно шли на веревочке, пока не пришли к первой «романовской» катастрофе 1904—1905 гг. в Манчжурии.