Так как Московский совет всецело находился под влиянием большевиков то после постановления конференции и опроса фабрик его решение было простой формальностью. Утром 7 декабря вышел первый номер «Известий Московского совета», начинавшийся аншлагом: «Московский совет рабочих депутатов, комитет и группа Российской социал-демократической рабочей партии и комитет партии социалистов-революционеров
Как видно из подписей, к большевикам в призыве к восстанию присоединились и меньшевики («комитет» РСДРП — это большевики; «группа» РСДРП — это меньшевики) и эсеры. Присоединение первых может быть ярче свидетельствовало о настроении масс, чем даже резолюции фабрик и заводов. Поведение эсеров было особенно интересно. «Они старались вытравить из воззвания всякое острое выражение», требуя, чтобы нигде, даже в лозунгах, не упоминалось слов «вооруженное восстание». Больше того: Руднев (один из эсеровских представителей, в 1917 г. — последний московский городской голова и яростнейший противник Октябрьской революции) почему-то особенно настойчиво добивался, чтобы в воззвании не упоминалось даже требования демократической республики, находя это требование слишком радикальным и пока неприемлемым для крестьян и «либеральной части общества», как он выражался80
. Большевики предложили им внести свои «поправки» на пленум совета — на это у эсеров опять-таки нехватало мужества.Технически меньшевики, за отсутствием как собственных боевых организаций, так — в особенности — боевого настроения, ничего в восстание не внесли и проявили себя только тогда, когда нужно было кончать: по их настоянию был созван последний, пятый, пленум Московского совета, постановивший прекратить забастовку. А эсеры проявить себя не успели. Их боевая дружина, недурно вооруженная и обученная (московская буржуазия особенно ею гордилась), была взята в плен целиком в первый же день восстания в своей штаб-квартире, в д. Фидлера, обычном месте собраний в эти дни (здесь происходила и наша конференция 5 декабря). В дальнейшем отдельные эсеры показали себя хорошими бойцами и руководителями дружин, но партия их в целом оставалась в тени, что не помешало эсеровским литераторам впоследствии состряпать бесстыднейшую «драму», где эсеровские вожди (отчасти здравствующие и поныне) были изображены погибающими на баррикадах. Но то драма — в ней «поэтические вольности» допускаются. В трезвой же действительности московское восстание декабря 1905 г. было чисто большевистским делом. Нашей партии принадлежит в этом деле и вся слава, вся ответственность.