Русская история. В самом сжатом очерке

Так что даже наблюдатели, не имевшие ничего общего с марксизмом, схватывали эту связь рабочей волны и волны крестьянского движения. Пролетариат являлся таким образом гегемоном революции, сам того не сознавая, еще до начала революционной борьбы, в точном смысле этого слова — до начала массового движения. Массовое революционное движение 1905 г. встало перед нами прежде всего как рабочее движение, Это — не моя формулировка, — это формулировка Ленина. За несколько недель, кажется за две недели до 9-го января. Ленин писал в своей статье «Самодержавие и пролетариат», что в капиталистическом обществе массовое движение может иметь форму только рабочего движения. Конечно не одного рабочего. Я уже вам сейчас приводил пример крестьян, которые возбуждались этим рабочим движением и подымались, но в основе должно было лежать рабочее движение. Глубоко закономерно, что движение началось у нас с восстания рабочих 9-го января 1905 г. в Петербурге. Относительно 9-го января в нашей литературе существует большое количество легенд. Вообще, очищение истории революции 1905 г. от всякой шелухи — это одна из основных наших задач, задача, до сих пор окончательно не разрешенная и которую нам не скоро удастся разрешить. Иконы и кресты, которые не особенно сознательные рабочие взяли с собой для того, чтобы итти к Зимнему дворцу, несомненно затушевали революционный смысл рабочего выступления в январе 1905 г. в Петербурге. Но, товарищи, не следует думать, что коммунисты и коммунизм родятся на свет совершенно готовыми — и с атеизмом, и со всем остальным, чем полагаются обладать коммунисту. Это бывает далеко не так сразу. Гораздо позже 9-го января на одной из тогдашних железнодорожных сетей было сделано предложение отслужить молебен по случаю удачной забастовки. Предложение не прошло, не собрало большинства, но оно поддерживалось очень горячо. Это показывает, что иконы и кресты — вовсе не суть дела, а суть дела была в том, что рабочие шли к царю требовать себе прав. Их несознательность выразилась в том, что они шли без оружия, воображая, что от царя можно получить что-то добром. 9-е января их жестоко в этом отношении разочаровало. Но они шли требовать себе прав, и наиболее сознательные из них превосходно понимали, что они могут и получить эти права, но могут быть и расстрелянными: например надевали чистое платье, готовясь к смерти, прощались с семьями и т. д. Они знали, что будут стрелять, знали, что, может быть, будут стрелять, но все-таки не решались браться за оружие, потому что: «а вдруг царь послушает». Оказалось, что у царя уши настолько заложило, что он услышать ничего не мог. В ответ рабочие схватились за оружие, которое было у них под руками. Мы уж слишком низко расцениваем эти первые баррикады на территории царской столицы, которые возникли к вечеру 9-го января 1905 г. Если вы почитаете рапорты военных начальников, которые имели дело с этими баррикадами, вы увидите, что для толпы, вооруженной почти исключительно камнями и только в редких случаях револьверами, это было огромное достижение, потому что конница ведь несколько раз сдавала перед этими баррикадами, конница убегала от них, и только пехоте удалось взять эти рабочие баррикады приступом. Это была попытка восстания — и весьма серьезная, особенно если брать в расчет не только эти баррикады, но и весь тот взрыв настроения, который очень хорошо описан одним заграничным корреспондентом. Я приводил в своей книжке эту цитату и не буду повторять ее, как толпа стаскивала с саней офицеров, срывала с них погоны и т. д. Если вы возьмете эти картины рабочей ярости, то вы увидите, что 9-го января началось восстание, которому нехватало двух вещей: организованности и вооружения. Но Ленин был глубоко прав, когда он связывал вооруженное восстание с выступлением именно пролетариата. Ведь первая статья Ленина о вооруженном восстании написана по случаю расстрела обуховских рабочих в мае месяце 1901 г. С тех пор вооруженное восстание не выходило из его программы. В «Что делать» эта проблема поставлена, как вы знаете, совершенно отчетливо. А дальше — от делегатов, едущих на съезд, собираются сведения, какая у них подготовка, есть ли у них связь с войсками, умеют ли владеть оружием и т. д. Так что рассматривать вооруженное восстание, как это делают некоторые историки, например Рожков, как проявление несознательности, связывать повстанческое движение с отсталыми слоями рабочих — это значит совершенно переворачивать кверху ногами действительность. Было как раз наоборот. Наиболее сознательная часть революционеров, головка революционеров была всего ближе к вооруженному восстанию, она все время соприкасалась с вооруженным восстанием.