Канонизация эта была, в сущности, не религиозным, а политическим актом. Царевич Дмитрий был похоронен в Угличе сразу после отъезда следственной комиссии. Но место его могилы было скоро забыто. Когда в 1606 году приехали из Москвы духовные лица для перенесения праха царевича, никто в Угличе не смог указать место его погребения. Тем не менее московские послы заявили, что в одной из углицких заброшенных могил они нашли «мощи» царевича и перевезли их в Москву.
Платонов утверждает, что смерть царевича Дмитрия «по-видимому, прошла без заметного шума и движения в обычном обиходе московской жизни. Надо помнить, что прижитый от шестой или седьмой жены [царя Ивана] Дмитрий не мог почитаться вполне законным (тогда церковь не венчала и третьего брака)».
Надо также вспомнить, что в мае 1592 года у царицы Ирины (жены царя Федора, сестры Бориса) родилась дочь, которая и могла считаться наследницей престола. Дочь эта довольно скоро умерла, но можно было ожидать и других.
Положение изменилось со смертью царя Федора (7 января 1598 г.). Федор завещал царство Ирине, но та отказалась его принять и постриглась в монахини под именем Александра. Настало междуцарствие, – предстояло избрание нового царя.
В числе возможных кандидатов были: Борис Годунов, князь Ф. И. Мстиславский, Ф. Н. Романов и Б. Я. Бельский. Созван был Земский собор. Избран был Борис.
Большинство позднейших исследователей считало, что собор был подтасован и что избрание Бориса было комедией.
Ключевский, однако, в своей статье «Состав представительства на земских соборах Древней Руси» на основании детального обследования списков членов собора (их было 512) показал, что состав собора был совершенно нормален и соответствовал правильному для XVI века представлению о порядке представительства.
Положение Бориса как царя стало гораздо более трудным, чем его роль правителя царства при царе Федоре. В борьбе за избрание Борис растерял почти всех своих друзей из боярского правительственного круга. Годуновы остались изолированными.
В своей правительственной политике Борис опирался на средние слои населения – дворянство и купечество.
Титулованные бояре (князья) оказались, в общем, лояльными помощниками Бориса, но нетитулованное родовитое боярство во главе с Романовыми пыталось повести борьбу против Бориса всеми возможными средствами, включая подготовку самозванца (Лжедмитрия).
Ко всему прибавилось стихийное бедствие – катастрофический неурожай и голод 1602 года.
Трагедию Бориса Платонов считает трагедией рока. «Борис умирал, – пишет Платонов в заключение своей книги, – истомленный не борьбою с собственной совестью, на которой не лежало (по мерке того времени) никаких особых грехов и преступлений, а борьбою с тяжелейшими условиями его государственной работы… Сложность и многогранность его деятельности обнаружили во всем блеске его правительственный талант и его хорошие качества – мягкость и доброту; но эти же свойства сделали его предметом не только удивления, восторга и похвал, но и зависти, ненависти, клеветы».
После выхода в свет «Бориса» Платонов как бы подвел итоги своим исследованиям Смуты в популярной книжке «Смутное время» (1923). Этот очерк рассчитан был на широкие круги читателей. Через год вышло дополнение под заглавием «Социальный кризис Смутного времени». Это хорошо подобранный сборник документов и выдержек из мемуаров той эпохи, начиная с присяги В. И. Шуйского на царство (1606) до избрания на престол Михаила Романова (1613).
Вслед за тем появилось замечательное исследование Платонова «Москва и Запад в XVI–XVII веках» (1925).
Эта книга другого строя, нежели «Борис Годунов».
В «Борисе» Платонов дал психологическую характеристику выдающейся личности и ее роковой судьбы.
«Москва и Запад» представляет собой блестящий очерк основных вех культурного развития московского общества – процесса его европеизации в различных аспектах.
Платонов считает, что связь Московской Руси с Западом завязалась ранее и была крепче, чем обычно было принято думать (в его время). На более ранние эпохи он и обратил наибольшее внимание.
Ошибочно было бы думать, говорит он, что изоляция Москвы была результатом ее нежелания общения с Западом. Наоборот, в середине XVI века Запад старался изолировать Москву, и города Ганзейского союза и Польша боялись «московской опасности», считая, что торговля Запада с Москвой и приглашение в Москву нужных ей техников усилит военную мощь Московского государства.
Историческая случайность – открытие англичанами северного пути в Белое море в 1553 году – возобновила прямые торговые сношения Москвы с Западом. За англичанами последовали голландцы и французы. Голландцы постепенно получили перевес над англичанами. Весь XVII век – время непрерывных успехов голландцев в Московском государстве.