Русская канарейка. Голос

Да уж, судя по всему, дружок Кнопки Лю Леопольд… бесфамильный (фамилия не была произнесена никогда, даже в состоянии сильного подпития) был человеком широким. Внук миллиардера — так утверждал эфиоп. Но — кризис, война, оккупация; дети миллиардера потеряли состояние, и внуку остались только флакончики от королевских духов да пряжки от королевских нарядов. Но этот человек обладал цепкой памятью на предметы роскоши и был настоящим экспертом в мире потребления объектов «люкса». Для него торговля антиквариатом стала увлекательной игрой: он легко отыскивал жемчужины в настоящих помойках и — по оставшимся от родителей связям — выходил на достойных покупателей-коллекционеров. В конце концов, после многолетней карьеры антиквара с бесконечными ее взлетами и падениями Леопольд продал «торговую марку» каким-то американцам и принял замечательно денежное предложение от некоего арабского бизнесмена, владевшего крупной фирмой по торговле гобеленами и коврами. И уже несколько лет Леопольд, о котором Леон слышал столько уникальных историй, но ни разу его не видел, болтался на других континентах, представляя фирму своего босса то в Бейруте, то в Эр-Рияде, то в Тегеране…

В сущности, ради Леопольда и была назначена эта встреча: Леопольд был агентом Шаули, его «идеальным французом». Именно он добывал информацию на месте — по наводкам, сообщенным ему таким странным кружным путем, — и виртуозно делал свое дело, не догадываясь, что через цепочку агентов работает на израильтян.

— Так берешь? Могу продать в рассрочку, я тебе верю…

— Нет, извини. К чему мне эта семейная памятка? Тит распял на стенах Иерусалима до хрена наших ребят. Флавий пишет, что римские солдаты вынуждены были скручивать тела евреев в самые невероятные позы, так как «не хватало места для стольких крестов, и не хватало крестов для стольких тел». Убери подальше эту чертову железяку, Лю, она действует мне на нервы.

— Хорошо, — подозрительно быстро сдался Кнопка Лю, укладывая ржавый штырь на дно своей котомки и между тем продолжая шарить внутри. Видимо, в загашнике имелось кое-что почище гвоздя от распятия.

Тут подоспел официант, и, как и было намечено, оба заказали «мидии с фритом» под светлое бельгийское пиво. Облегченный, честно говоря, вариант для старого пирата, но не хотелось, чтобы Кнопка Лю накачался прежде времени.

— Я все забываю, что ты — нежное создание, мон шер Тру-ля-ля, и падаешь в обморок при виде рогатки. Хорошо! Но вот от этой… от этого чуда, от восхитительной вещицы… ты не сможешь отказаться!

Порылся и извлек какой-то сплющенный и потрескавшийся от старости кожаный мешок размером с небольшой ридикюль. Похож на мех для вина, хотя маловат и весь обвит какими-то веревками и крючками.

Несколько мгновений Лю с торжествующим видом держал «восхитительную вещицу» над столом:

— Уж это ты, надеюсь, опознаешь? Если нет — грош тебе цена как антиквару.

— Сдаюсь окончательно, — отвечал Леон, отстраняясь от стола и давая официанту расставить приборы и открыть бутылки с пивом. — Ну, давай, за встречу!

(Последние слова произнес по-русски. На простых фразах, которые казались ему привычными репликами из московской молодости Кнопки Лю, он переходил на русский язык, чтобы доставить старику удовольствие.)

— Мешок для сбора мочи! — выпалил тот с сияющей физиономией.

Леон поперхнулся пивом.

— Посмотри на эту красоту… на это великое достижение гуманной человеческой мысли. И затем представь: бал, многочасовые менуэты, контрдансы, сарабанды и как там еще что называлось — это уже по твоей части. А теперь представь очаровательных девушек и дам, которым до своего милого фаянсового горшка с розочками надо ехать и ехать в тряской карете…

— Постой… Ты хочешь сказать, что на балу герцогини-виконтессы мочились вот в это приспособление — кстати, убери его, пожалуйста, со скатерти.

— Именно! Смотри, какая сложность, сколько крючков и застежек, как хитроумно крепились веревочки под юбками, чтобы ни капли не пролилось… — Лю поцеловал собранные в пятачок коричневые пальцы и нежно прижал мешок к морщинистой щеке, заросшей седой щетиной, точно собирался вздремнуть. — А что делать?! — воскликнул он, отнимая щеку от мочесборника, как от любимой подушки. — Куда бежать? Под каким кустом садиться — все озарено ежеминутными фейерверками! Поднимать все фижмы, все слои нижних юбок с кружевами — замучаешься! И нет такой доброй души во всем дворце, кто пустил бы тебя на свой горшок!

— Ну, хорошо, но все же… ах, убери, убери, ради бога, сейчас еду принесут! Все же не понимаю: как это болталось между ног, особенно когда наполнялось… бр-р-р! — ведь это мешало… пируэтам?