Читаем Русская книга о Марке Шагале. Том 1 полностью

В дореволюционном русском искусстве Марк Шагал был всегда пасынком. Из бедной еврейской среды своего родного города Витебска, кое-чему обучившийся у местного художника Пэна, Шагал приехал в блестящий Петербург в 1907 г. Робким провинциальным юношей, который одинаково боялся своего сильного акцента в произношении и «невероятных» художественных планов, Шагал вступил в Школу Поощрения Художеств. Как странно думать, глядя на полотна Шагала, о том, что его учителем здесь был Бакст. Нужно ли говорить, что влияние этого, до пряности экзотического и жизнерадостного учителя прошло бесследно. Своя, мучительная, но глубоко самостоятельная дорога наметилась у Шагала очень рано. В одной из первых работ – «Слепые музыканты» (1907 г.)25 ему, никого и ничего не видавшему, еще мерещился импрессионизм. Но уже несколько месяцев спустя, когда художнику шел только двадцать первый год (род. 6 июля 1887 г.), Марк Шагал нашел тот свой живописный язык разностороннего экспрессионизма, на котором он впоследствии себя выразил полностью. Язык этот был подсказан кошмарной жизнью той среды, откуда недавно пришел Шагал. «Улица смерти» – так называется первая самостоятельная работа Шагала (1908 г.), где он запечатлел вопли бесправной еврейской нищеты царской России в виде мертвеца, вынесенного на улицу. Желтые блики свеч падают на лицо покрытого черным саваном трупа; сзади могильщик с лопатой; женщина рыдает, подняв кверху руки; убогие деревянные домишки покосились своими жалкими окнами, а на крыше одного из них протяжно играет скрипач. Что могли сказать подобные полотна эстетствующей буржуазии реакционных лет после революции 1905 года? Нужно ли говорить, что Шагал пришелся «не ко двору» ни современному зрителю, ни кругу чопорных и «важных» петербургских художников («Мир Искусства»), ни, весьма не лишенной антисемитизма, «национально»-художественной Москве.


Обложка книги Вальдемара Жоржа «Марк Шагал» (Париж, 1928) и дарственная надпись на титульном листе: Арановичу с уважением и / симпатией. / Marc Chagall / 928 / Paris


Удивительно ли после этого, что уже два года спустя после своей первой самостоятельной вещи (в 1910 г.) Марк Шагал переселяется в Париж26. Интернациональная атмосфера Парижа освобождает художника от сознания бесправия и униженности. Глухо принятый, отвергнутый на родине «плакальщик» еврейского местечкового гетто, Шагал обращается к протестующей международной художественной богеме. Здесь, за столиками кафе «Ля рюш», где не отличали православного от иудея, начался второй период творчества художника. Шагал временно отвлекается от национальных мотивов и погружается в сферу преимущественно формальной живописи («Поэт» 1910 г.27 и др.). В чужой стране родные сюжеты освобождаются от протестующей горечи, поэтизируются, преображаются изыском чисто художественных откровений. Недавний мрачный, психологический экспрессионизм художника сменяется экспрессионизмом формальным, эстетическим. Местечковый «Продавец скота» (1911) трактуется уже своеобразной современной пасторалью, основным содержанием которой являются смелые переливы малинового цвета. В «Родном местечке» (1911 г.)28 Шагал впервые от мрачной действительности уходит в произвольный, болезненно напряженный мир фантастики. Огромные головы фигур художник покрывает цветами и идиллическими сценками сельской жизни. Корову доят на крыше дома; женщина с отделенной головой носится с ведром в воздухе («Местечко» 1911 г., «Живопись» 1912 г.29 и др.). Несмотря на то что и товарищи Шагала отличались не меньшей смелостью в смысле осуществления «алогического» искусства, насыщенно живописные полотна художника быстро становятся известными. Шагала приглашают на выставки в Амстердам, Брюссель, Берлин. В течение четырех лет Шагал становится знаменитым.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Девочка из прошлого
Девочка из прошлого

– Папа! – слышу детский крик и оборачиваюсь.Девочка лет пяти несется ко мне.– Папочка! Наконец-то я тебя нашла, – подлетает и обнимает мои ноги.– Ты ошиблась, малышка. Я не твой папа, – присаживаюсь на корточки и поправляю съехавшую на бок шапку.– Мой-мой, я точно знаю, – порывисто обнимает меня за шею.– Как тебя зовут?– Анна Иванна. – Надо же, отчество угадала, только вот детей у меня нет, да и залетов не припоминаю. Дети – мое табу.– А маму как зовут?Вытаскивает помятую фотографию и протягивает мне.– Вот моя мама – Виктолия.Забираю снимок и смотрю на счастливые лица, запечатленные на нем. Я и Вика. Сердце срывается в бешеный галоп. Не может быть...

Адалинда Морриган , Аля Драгам , Брайан Макгиллоуэй , Сергей Гулевитский , Слава Доронина

Детективы / Биографии и Мемуары / Современные любовные романы / Классические детективы / Романы
100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.
100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии»Первая книга проекта «Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917–1941 гг.» была посвящена довоенному периоду. Настоящая книга является второй в упомянутом проекте и охватывает период жизни и деятельности Л.П, Берия с 22.06.1941 г. по 26.06.1953 г.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное