Русская книга о Марке Шагале. Том 1

– Это сложный вопрос, и – скажу прямо – у меня совсем мало надежды на то, что он разрешится благополучно. Вначале предполагалось, что функции будут резко разграничены. Есть там, в Тель-Авиве, комитет: Дизенгоф, Бялик, Шошана Персиц, – очень хорошо, но художественный контроль, т. е. подбор материала должен был осуществляться здесь в Париже; в художественный комитет вошли Э. Флег, Хана Орлова и я⁶²; можно было бы наезжать время от времени. Все дело, ведь, в том, как подойти к такому начинанию. Я набросал беспристрастный художественный план, наметил залы: Израэльса, Либермана, Писсарро, Модильяни, Паскина, – в качестве остова, базы вокруг которой могла бы группироваться и разрастаться подлинная художественная молодежь… Ведь гораздо легче, подчеркиваю, реализовать серьезный план собирания еврейских художественных ценностей – я говорю о подлинном музее – с чистой, выдержанной на 100 % программой, чем что-нибудь убогое, полное компромиссов, куда даже и культурный турист не заглянет… Для этого нужна на несколько лет настоящая диктатура людей строго компетентных, которым доверяют и кому всецело предоставляют художественное руководство… Но что вы хотите – Тель-Авив не Париж, и – надо сказать, что мы, евреи, еще, в общем, не разбираемся в искусстве… К еврейскому обществу, как к листу с клеем, липнет, прежде всего, все мелкое, преходящее… Есть опасность: из этого музея выйдет второй «Бецалель»⁶³… Хотят портреты еврейских знаменитостей… Разве важно для музея, что это портрет Л. Блюма? Важно, ведь, как и кем он сделан, а то, что он изображает именно Блюма – это на втором плане… Хотят завалить этот музей какими-то муляжами, гипсами, копиями – кому это нужно? К чему весь этот заплесневевший хлам? Тут не место покладистости – надо уметь даже отвергнуть подарок, если он идет вразрез с намеченным художественным планом. Но если все это не серьезно – я сниму с себя всякую ответственность за ход этого дела… Одно из двух – пусть устроители доверятся нам, или пусть действуют по своему вкусу, но в этом случае, я совершенно не могу допустить, чтобы какой-нибудь комитет прикрывался моим именем – оно не должно даже упоминаться!..

На пароходе «Шампольон» при отъезде в Палестину. Марсель, 1931.

Слева направо: Хаим Бялик, Йозеф Боксенбаум, Александр Флег, Меир Дизенгоф, Ида, Марк и Белла Шагалы, двое неизвестных

Марк Шагал в Палестине. 1931

Таков заключительный аккорд. Еще один последний взгляд на портрет молодой женщины в черном – на матово-лимонном фоне – портрет, который можно увидеть только во сне, и я прощаюсь с моим собеседником.

Бен-Таврия. М. Шагал о Палестине (Интервью) // Рассвет (Париж). 1931. № 24. 14 июня. С. 10–11.

Перепечат.: Марк Шагал: «Я смотрел на Палестину глазами еврея» // Шагаловский ежегодник 2002. С. 126–130 (публ. Гр. Райхельсона).

18. Ответ М. Шагала

Прочтя статью М. Дизенгофа⁶⁴, я хотел бы сказать несколько слов по существу.

Нет полемики между нами. Я слишком уважаю и ценю г. Дизенгофа, слишком восхищаюсь искренностью и плодотворностью его работы во всех других областях, чтобы с ним спорить.

Но моя «нервность» объясняется тем, что я слишком часто видел, что хорошие люди с хорошими намерениями – одно, а осуществление этих намерений – другое.

Каково бы ни было разногласие между художниками, все же они приблизительно сходятся в оценке хорошего и плохого. Поэтому я считаю, что комитет жюри, правда, из очень представительных людей общества, без участия художников – nonsense.

Я думаю, что только при участии художников с некоторой долей личной терпимости к другим можно достигнуть того, чтоб музей еврейский отвечал своему назначению. Только художники могут настаивать на том, чтоб еврейский музей базировался в первую очередь (как я это много раз повторял) на залах Писсарро, Израэльса, Либермана, Модильяни, Левитана, Паскина, Бакста и т. д.

Музею не нужны копии и слепки каких бы то ни было сюжетов. Музею не нужны портреты знаменитостей, если это не – раньше всего – ответственные произведения искусства. Музей не может рассчитывать исключительно на подарки «художников всего мира» не потому только, что не все художники мира должны быть в музее, а также потому, что не нужно всегда думать, что художники должны дарить и дарить, забывая, что им тоже нужно жить, особенно в нынешнее трудное время.

Я не буду распространяться сейчас о других отделах музея. Бояться так называемого левого или нового искусства нечего. Лет 30 тому назад Люксембургский Музей боялся принять дар Гильебота, где были «левые»: Сезанн, Монэ, Писсарро, Роден и др. и что же оказалось? Недавно этих «левых» перевезли в Лувр, а произведения тех художников, которые протестовали, остались на месте, – и то только потому, что дирекция стесняется сразу перенести их в погреб.