Русская книга о Марке Шагале. Том 1

Что касается заявления г. Дизенгофа, что он никогда не возлагал на меня ответственности, – считаю нужным заметить, в интересах так называемой «правды», – здесь, кроме меня, замешаны и другие лица – и для того, чтобы прекратить эту тягостную для меня полемику, что, перед моим отъездом в Палестину, г. Дизенгоф в Париже утвердил комитет музея, в составе Х. Орловой, Э. Флега и меня, предоставив нам все художественные полномочия. Я совершенно не удивляюсь теперь тому, что г. Дизенгоф меня лично, так сказать, «отставил», так как я, вероятно, непригоден для роли «комитетчика»; другие видные художники других течений будут наверное здесь больше на своем месте. Я хочу уверить дорогого и любимого Мирона Яковлевича, что я нисколько не обижаюсь. Наоборот, я благодарен за то, что, таким образом, могу свободнее и беззаботнее сидеть за своим мольбертом.

Я надеюсь, что это малое «недоразумение» принесет известную пользу и будет содействовать дальнейшему развитию будущего музея, близкого сердцу каждого из нас.

Ответ М. Шагала // Рассвет (Париж). 1931. № 44. 1 ноября. С. 6–7.

19. Речь, произнесенная на всемирной конференции, созванной по инициативе еврейского исследовательского института (YIVO) К десятой годовщине института, Вильно, 14 августа 1935 года 65

На самом деле вы можете подумать, что мне здесь не место. Потому что я художник, а вы – ученые. Но я приехал сюда для того же, для чего и вы, ибо у нас с вами одна слабость, одна страсть: евреи.

Именно сейчас, в это страшное и странное время, когда вновь поднимается волна антисемитизма, я хотел бы еще раз подчеркнуть, что я – еврей. И именно благодаря этому факту я в душе даже больший интернационалист – не как те профессиональные революционеры, которые с презрением отказываются от своего еврейства.

Тому, что я здесь, есть несколько причин. Мне хорошо знакомы все эти окрестные домишки с заборами, они врезались мне в память с самого детства. Но ваш дом, здание института, хоть и кажется со стороны бедным, как избушка на какой-нибудь из моих картин⁶⁶, при всем том роскошен, как дворец царя Соломона. И я от души приветствую его – и приветствую вас, его создателей. Чувство щемящей радости переполняет меня при мысли о том, что, почти не имея средств, без государственной поддержки, на чистом энтузиазме и любви, вы своими руками возвели это здание. В будущем, когда для нас настанут лучшие времена, этот дом послужит примером того, с каким завидным упорством евреи отстаивают идеи искусства.

Для моего приезда сюда была еще одна причина, глубоко личная. В нескольких километрах от вас есть место, точнее говоря, один городок⁶⁷, в котором я не был уже очень давно, но постоянно о нем вспоминаю. Так что я воспользовался вашим приглашением, чтобы побродить тут немного. Признаюсь: с возрастом я стал ленивее и не двинулся бы с места, если бы меня не позвали.

Не знаю почему, но между мной и моей родиной любовь без взаимности, и тем не менее страна таких гениев, причем революционных гениев, могла бы почувствовать, что творится в сердце одного из своих сыновей, а не прислушиваться к наветам авторов покаянных писем… Однако главное, ради чего я сюда приехал: чтобы еще раз напомнить вам, и не только вам, виленским евреям (потому что вы и так делаете все, что в ваших силах), но и евреям всего мира, что Еврейский исследовательский институт – это, конечно, замечательно, но Еврейский художественный музей не менее замечателен и не менее важен.

И в самом деле, с конца девятнадцатого века евреи, освободившись от пут, устремились во внешний мир со своим искусством, и, на мой взгляд, этот культурный вклад – пожалуй, самый важный их вклад в последнее время. Но большая часть человечества даже и не подозревает об этом. Народные массы и интеллигенция не видят этого, все так разбросано, разъединено, и мне даже неловко говорить об этом, потому что я сам – заинтересованная сторона.

Но что мы можем сделать? У нас, евреев, нет своего Бодлера, Теофиля Готье, Аполлинера, которые властно выковали, сформировали художественный вкус и эстетические концепции своей эпохи. Чем же мы можем помочь? В нашем еврейском сообществе нет своего Дягилева, Морозова, Щукина, чутких ценителей и страстных собирателей произведений искусства, организаторов культурного пространства.

Уже одно то, что интеллигенция вообще и еврейские писатели в частности не проявляют интереса к пластическому искусству, доказывает, что изобразительное искусство совершенно не нужно им ни для жизни, ни для работы – и все держится пока на одной лишь литературе.