С тяжелым чувством и болью в душе берусь за перо, не смея нарушить Ваш покой, написать Вам о том, о чем, быть может, стремящемуся к Искусству и не подобает заботиться, хлопотать, что ли. В сущности, я-та-ки и не думаю или думаю мало. В последнее время по приезде моем из дома с радостною вестью об отсрочке и почти полном освобождении от воинской повинности, радость, которую, между прочим, я потерял в вихре своих личных неудовлетворений, я был у Вас, явившись как всегда по натуре нерадостной душой и ушел от Вас с такой думой: Я признаюсь перед Вами, дорогой Барон, (ведь Вы всегда внушаете «чем-то» простоту – эту святую искренность), когда выхожу из Вашего дома иногда не озаренный Вашими Солнце-поглощающими глазами, их чутким, как бы благословляющим приветом, взором, хот[ь] случайно брошенным по мне, я обволакиваюсь точно тучей, с небес спускающейся, тяжелой и сердитой до самых моих ног… и я кажусь себе немым и единным, ненужным и трагическим лицом во всей этой мировой затее. И когда приближаюсь к водам Невы, без конца волочась по ее гранитным набережным, мне становятся любовно манящими ее мелкие волны – их обитель!.. и прозрачный снег, падая хлопьями на мое бледнеющее лицо, растворяясь, ниспадает вместе с моими накатившимися слезами… Но я отвлекся, и Вы простите мне мою, б[ыть] м[ожет], растянутую, ненужную наивность, но такова моя натура. Меня упрекают в отсутствии «быстроты и натиска», в малоэнергичности моей в мелко практических интересах, и это видно даже и сейчас из того, как я не решаюсь вспомнить Вам о Вас, к моему несчастию, обременяющей, моей заострившейся в данное время нужде, о когда-то получаемой мною из Ваших рук стипендии… Мне трудно физически даже об этом говорить (ведь мне лучше, легче голодать, как теперь живу, но не говорить ничего – потому и пишу отчасти…). Но вспомню лишь завтрашний день, и следующий – и следующий… когда придется итти работать (в мастерской Зейденберга17
и в школе П[оощрения] Х[удожеств] с маленьким запасом красочных материалов, когда нужно будет вдохновляться и вдохновлять, зрить натуру, изображая, а сам я буду бледен и, быть может, не сумею удержать палитру… как другие со мной рядом стоящие, я уже энергичнее бросаю свой застывший и, о ужас! молящий взор на Вашу отзывчивую и для меня единственную добродетель – душу…Больно и не в состоянии излагать эти свои «настроения», Вас непростительно затрагивающие и меня низводящие до последней степени изнеможения. Я только молчанием, хоть и не приятно отражающемся на меня, напомню Вам то, что Вам известно… о моем положении.
Вам предан[ный] и искренний Моисей Шагал
В свободный, близкий от занятий день – зайду, и Вы, б[ыть] м[ожет], возрадуете?!
ОР РНБ. Ф. 183 а. Ед. хр. 1251. Л. 1–1 об. Автограф. На конверте (Л. 2) рукой Шагала адрес:
Опубл.:
Печатается по автографу.
10. Шагал – барону Д.Г. Гинцбургу
Высокочтимый барон Давид Горациевич!
Теперь нас распустили на несколько дней18
, и я имею возможность зайти к Вам, к Вашему дому, как средь моря для меня единственному маяку…Я думаю, что если не совсем забыли меня, то, во всяком случае, ничего еще не успели сделать для моего известного Вам положения или сделать ничего нельзя (леденящая меня мысль) – живу пока живется.
Жду, хоть посредством швейцара Вашего, и вдруг, дай Бог, положительного ответа.
Ваш преданный М. Шагал
С Нов[ым] Г[одом]!!
ОР РНБ. Ф. 183 а. Ед. Хр. 1251. Л. 8. Автограф. На конверте (Л. 9) надписи – рукой Шагала:
Опубл.:
Печатается по автографу.
Марк Шагал. Санкт-Петербург, 17 июня 1910
11. Шагал – барону Д.Г. Гинцбургу
28 дек[абря] воскр[есенье]
Дорогой Барон Дав[ид] Гор[ациевич]!
Вчера, будучи у Вас совершенно здоровым, но не принятым, сегодня же утром отчего-то занемог: что-то давит горло и пусто в сердце… Оттого и пишу Вам, чтобы сим спросить: могу ли надеяться к наступающему Н[овому] Году радостнее зажить в хлопотах Ваших относ[ительно] стипенд[ии], хотя до нового года целых мучительных 4–5 дней и положение мое в материальном заострилось до высшего своего апогея.
Я был бы счастлив, если б мог достать за небольшое хоть вознаграждение работу, выбором которой я бы не постеснялся, даже самую «черную».