Русская книга о Марке Шагале. Том 2

По дороге в Ниццу Марк Захарович рассказывал как финансировалось строительство музея. Поучительная для нас история! Необходимые средства дали французское правительство, муниципальные власти Ниццы и сам Шагал. Муниципалитет приобрел участок земли на холме Симье, за счет государственного бюджета построили здание, а художник подарил свои произведения – 17 картин, 105 эстампов, 75 литографий, мозаику, ковер, три витража. «Вещь странная и необычная в наши дни: при создании моего музея не возникало финансовых трудностей», – шутливо говорил Шагал, хотя «шутка» во мне отдалась печальными аналогиями с нашей суровой действительностью. Финансовых трудностей при строительстве действительно, видимо, не возникало. Здание музея прекрасно смотрится издалека. Внешне простой, но гармоничный архитектурный ансамбль. Современный стиль. Современные материалы – бетон, стекло, нержавеющая сталь. Основная постоянная экспозиция – картины и рисунки на библейские темы. Над ними художник работал 15 лет. Казалось бы, далекая от России, ее природы и людей, тематика. Но я всеми своими чувствами, как говорят, «кожей» ощущал близкий мне стиль художника, национальные черты его образов, композиций, красок.

Музей Шагала – это, по существу, крупный культурный центр. Наряду с постоянной экспозицией организуются выставки и именитых, и молодых художников. В небольшом, но удобном зале читаются лекции, проводятся пресс-конференции, организуются концерты выдающихся музыкантов как Франции, так и других стран. Здесь блистали (и неоднократно!) лучшие наши пианисты, скрипачи, виолончелисты.

Марк Захарович нечасто посещал Ниццу. И в этот раз, видимо, воспоминания нахлынули на него. Он был необычайно молчалив, задумчив. Расставаясь, он сказал мне: «Смотрю на свои картины и думаю, почему они здесь. Знаете, я всегда был немного безумным человеком, не таким, как все. Франция для меня после Рима была великим магнитом, огромным манящим собранием талантов. Помимо этого французов всегда отличал большой вкус. В России того времени преобладали серые, коричневые тона, а я мечтал о синей птице, хотел видеть в своей палитре прозрачные, светлые, яркие и сочные краски». Самооправдание человека, надолго покинувшего родину, приступ ностальгии, спровоцированный недавней поездкой в Москву и Ленинград? Скорее всего, и то, и другое. И тем не менее объяснение остается неполным. Главная черта личности Шагала как человека – не конъюнктурные «приступы» патриотизма, столь знакомые мне, в частности, из многолетнего опыта общения с некоторыми разжиревшими за рубежом соотечественниками, а глубинная, если хотите – органическая преданность родине, ее истории, людям, природе, культуре. Это – подлинная преданность. Она не растворяется в богатстве, не подменяется известностью, даже всемирной. Именно таким «не растворенным» и «не подмененным», подлинным был патриотизм Шагала.

Пишу и думаю: а ведь к такому выводу я пришел не сейчас, а гораздо раньше, много лет назад. И вспомнил еще одну встречу с Шагалом в Париже, на его квартире. Но прежде чем рассказать о содержании беседы, несколько, так сказать, «бытовых» деталей.

Парижская квартира Шагала находилась на набережной Анжу (остров Сен-Луи), в доме № 3¹⁸¹, построенном в XVII веке. В подъезде вошедшего встречала мрачная статуя: то ли святая, то ли грешница. Ступеньки лестницы, ведущей вверх, крутые и стертые. Все перекрытия сделаны из толстых бревен, способных пережить века. В доме нет лифта. А Шагал жил на втором (французском), то есть на третьем (русском) этаже.

Валентина Григорьевна рассказывала: «Я готова была оплатить не только сооружение, но и эксплуатацию лифта. Однако жители дома возражали. Почему? Модернизация здания сделала бы его более комфортабельным, а это в Париже неизбежно приводит к росту квартплаты». Вот и вынужден был художник делить неудобства своего средневекового жилья с экономными жильцами и в периоды своего пребывания в Париже подниматься по крутым лестницам времен Его Величества Людовика XIII.

Сама квартира – небольшая, скромно обставленная, но уютная и тихая. Городской шум не мешает здесь думать и говорить. Вспоминаю одну такую беседу 18 мая 1975 года. Вспоминаю не случайно. Разговор шел на очень интересную тему: живопись и жизнь. «Живопись – это не тщательно отделанная, причудливая, искусственная вещь. Это обычная деятельность. Естественная. Как настоящая поэзия. Посмотрите на Гоголя, на Чехова. Чехов показывает жизнь в России такой, какой он ее видел. И живопись – это жизнь плюс глубокое знание цвета». Эти слова Шагала я прочитал в его интервью журналу «Экспресс». Мне показалась замечательной формула художника, раскрывающая истоки его творчества: жизнь и цвет. Я сказал это Шагалу и протянул ему альбом Ильи Сергеевича Глазунова. Художник внимательно рассматривал картины своего московского коллеги. Молчал. Думал. И затем сказал: «Слишком волнуется. Надо поспокойнее. Что-то есть у него от Рериха, от Васнецова, от икон. Идилличен и слишком литературен, но талантлив».