Русская книга о Марке Шагале. Том 2

Анализ Марка Захаровича мне запомнился в деталях. Он отметил у И. Глазунова черты и новаторства, и подражания, его «красную нить» – преданность русской национальной теме, иконописную манеру письма, некоторое однообразие в композициях портретов, искусственность «нерусской» тематики. «Это – русский художник, и ему надо таким и оставаться», – говорил Шагал.

Шагала интересовало новое здание советского посольства в Париже на бульваре Ланн¹⁸². Построено оно было французскими рабочими, инженерами по проекту советского архитектора. Построено в необычайно короткие для нас сроки. Работали французы быстро и организованно. Строительная площадка фактически пустовала, так как материалы доставлялись точно по графику, несмотря на многочасовые парижские «бутоны» (заторы).

По приглашению посла С. Червоненко Марк Захарович и его супруга осмотрели в июне 1976 года новое здание посольства. «Зал для приемов великолепен! Неужели он вмещает две тысячи человек? Верхнее освещение как северное сияние. А великолепные гобелены по концам зала… Мне говорили, что их ткали во Франции. Правда ли это? Выдвижные боковые перегородки, видимо, позволяют делить помещение на несколько частей». Высказав свое мнение, художник продолжал осмотр. Он с интересом рассматривал тонкую резьбу по дереву на национальные темы, выполненную приехавшими из Советского Союза мастерами, любовался отделкой музыкального салона, с похвалой отозвался о киноконцертном зале, который был открыт концертом Святослава Рихтера.

На коктейле проголодавшийся Шагал с молодым аппетитом ел бутерброды с икрой, пил водку и говорил, что здание удовлетворяет самым высоким требованиям, олицетворяемым Францией – всемирной законодательницей мод. «Вы знаете, – подчеркнул он, – тонкая, со вкусом, внутренняя отделка посольства имеет большое значение. Если сделано плохо, французы ничего не скажут, но все заметят и посмеются».

Я проводил супругов домой. В машине завел разговор на тему, которая уже давно не выходила у меня из головы. Витражи Марка Шагала украшали знаменитые французские соборы, самые престижные здания во Франции, США, Израиле. Витраж художника в советском посольстве в Париже явился бы его даром родине. Я сказал все это Шагалу. Он внимательно меня выслушал и, не высказав ни согласия, ни отказа, заметил: «О плафоне в Парижской опере меня просили лично Шарль де Голль и его министр культуры Андре Мальро». Фраза пояснений не требовала. Но «высокой» просьбы с нашей стороны так и не последовало, хотя о содержании нашей беседы Москва, естественно, была поставлена в известность.

В очередную нашу встречу Марк Захарович вспоминал о своей юности, рассказывал о том, как его, семнадцатилетнего мальчишку, обобрал один продавец картин¹⁸³. Молодой художник принес ему свои рисунки и через неделю зашел, чтобы справиться о их судьбе. Но торговец сделал вид, что не знаком с юношей. «Кто вы такой?» – надменно спросил он у Шагала и, не дожидаясь ответа, отвернулся от него.

Затронули и другую, неизменно волновавшую художника тему, – вопрос о его «фальшивых» произведениях, разбросанных по миру. «Иногда эти подделки искусно выполнены; под ними стоит даже моя подпись. Ко мне несколько раз обращались, чтобы установить правду», – заметил Шагал.

В этот раз вспомнил Марк Захарович о Василии Васильевиче Кандинском, о его деятельности на посту руководителя комиссии, покупавшей картины для советских музеев. «Умный, культурный человек», – говорил Шагал. Однако абстрактную живопись Кандинского он не любил и своей негативной точки зрения не скрывал. Заканчивая беседу, Шагал спросил у меня, видел ли я «владения» его дочери Иды, и, получив отрицательный ответ, посоветовал совершить это «маленькое и интересное» путешествие. Я принял предложение и через полчаса отправился в путь. «Владения» Иды Марковны расположены в 16 километрах от Тулона.

Дача во французском ее понимании далека от наших устоявшихся «подмосковных» представлений. Это не вилла партийного босса в отставке, не убогий скворешник на садовом участке. Дача Иды – средневековый сарай, длинный, низкий, крепко сбитый из местного розоватого камня. Полностью сохранен стиль – и внешний, и внутренний – крестьянского дома XVII века: узкие окна с мутноватыми стеклами, могучие деревянные балки-перекрытия, тяжелые деревянные двери с металлическими узорами.

Данный мне Шагалом «совет» посетить «владения» дочери был, разумеется, не прихотью любящего отца и тем более не поводом для поездки «с ветерком» по автостраде. Дело в другом. Вся жизнь этой живой, энергичной, умной и широко образованной женщины с тонким художественным вкусом связана с творчеством отца, которому она глубоко предана и как человеку, и как художнику. Пожалуй, не назовешь ни одну крупную выставку произведений Шагала, в организации которой его дочь не принимала бы деятельного участия. Она бывает повсюду – от Парижа до Москвы, от Токио до Нью-Йорка, ведя переговоры с издателями, коллекционерами, руководителями музеев, представителями прессы, радио, телевидения.