Русская комедия

— Нет, не сомневаюсь, — опять удивил Геракл. — Даже моя умнеха-сеструха Афина в вашего истукана влюбилась. Говорит Аполлону и Гермесу: «Э-э-эх, были бы вы истуканами, цены бы вам не было». И папашка Зевс вовсю репетирует, в образ входит: хочет в виде чурбана своим подружкам явиться.

— Н-да, — опять развел руками Лука Самарыч. — Ну а что скажете как циник?

— Сам знаешь, — хихикнул Геракл. — Если тебя жена и уралочка с чурбаном путают, надо было жене оставить чурбан, а самому — на Урал. Оплошал ты, Самарыч, опростоволосился.

— Век живи — век учись! — поднял руки вверх колдыбанский сверхудалец. — Но, кстати, навигация на Волге продолжается. Только — молчок. Тсс…

Молчок-то молчок. Да вот большая наука почему-то вдруг заинтересовалась одной такой и даже этакой проблемой. А что если вдруг Деянира Вторая заведет с кем-нибудь роман, то у кого вырастут рога? У дубового истукана? Или у самого Геракла Второго, то бишь у Луки Самарыча? У-у-у, у-у-ух ты!

Часть четвертая

Глава шестнадцатая

Итак, читатель, ты был свидетель умиленный тому, как колдыбанские философы-удальцы, они же удальцы-философы силой своей мысли и удали предложили исчерпывающее решение множеству проблем, которые беспокоят все народы во все времена.

Чтобы ты, ушлый и дошлый, не запинался, когда будешь рассказывать внукам и правнукам о наших свершениях, уточним, что, собственно, имеется в виду.

Прихлопнув на Колдыбанщине филиал столичного неотеррария, то бишь «Мадамского клуба», мы положили конец извечной проблеме «Муж и жена».

Подучив неодракона социологии рычать на своих высоких покровителей из столичного НИИЗЛИ, мы решили проблему равенства.

Показав школьному нео-Атласу, как истинно надо держать небосвод и как стакан, указали педагогике правильные пути воспитания юной смены.

Приспособив обездоленную амазонку-деву замуж за грузчика Федота, нашли стандарт общедоступного личного счастья.

Разработав проект культурного объегоривания заокеанских неогигантов, ввели межгосударственные и межнациональные отношения в русло истинного сотрудничества.

И наконец, мы сняли остроту экологической проблемы, сведя скучающих в отпуске елочек-сосеночек, а равно березок-рябинушек с удивительным нео-Амуром в образе дуба-истукана.

Короче, нет больше проблем! Но вот оказия: взывает к нам большая наука. Просит-упрашивает, молит-умоляет поставить ребром самый головоломный и умопомрачительный, самый непостижимый и каверзный, самый существенный и сущностный вопрос человечества — вопрос о…

смерти,

а равно о…

бессмертии!!!

А что ж ты сама, большая наука? Или не тянешь?

Ах, тянешь, изо всех сил тянешь-потянешь. Да только никак вытянуть не можешь…

Ну ладно. Тогда беремся за дело мы. Однако потом, большая наука, когда будешь миллион диссертаций обмывать, не забудь нас позвать на банкет. Ну а ты, наш умиленный свидетель-читатель, приготовься шапку выше крыши и выше луны кидать. Ибо в смерти, а равно в бессмертии бесстрашный и благородный Самарыч вместе со своими соратниками, как все уже догадываются, напрочь превзошел героя всех широт и меридианов Геракла Зевсовича.

Начнем, как всегда, с колдыбанских легенд и былин.

…Был прекрасный августовский день. В «Утесе» истинных колдыбанцев уже поджидал Геракл. Он имел вид чрезвычайно значительный и загадочный.

— О мои колдыбанские потомки, а называю я вас так потому, что все истинные герои произошли от меня! — по-цицероновски возгласил кумир древнего мира. — Наше заочное сверхисторическое соревнование подошло к завершению. Время подводить итоги, определять победителя, присуждать высшие олимпийские награды. Кто первый? Геракл или Самарыч?

Он попытался выдержать цицероновскую паузу, которая уступает мхатовской лишь тем, что зрители после нее не разбегаются по домам. Однако не вытерпел и затрещал, как отличница на уроке Рогаткиной, то есть как сорока:

— В общем, значит, короче говоря, таким образом, можно сказать, если так можно выразиться… Как известно, я причислен к сонму бессмертных. Стало быть, Самарыч, теперь тебе предстоит проявить себя и на этом особом поприще.

— Соответственно, финал наших состязаний состоится, конечно же, не здесь, в этой занюханной дыре с удивительно кондовым названием Колдыбан, — не без злорадства объвил Геракл. — Конечно, только на Олимпе. Собирайся, Самарыч, на Олимп!

— На Олимп? — закряхтел наш дважды пенсионер, поворачиваясь на диване. — А пенсионные скидки там действуют?

— Эх, несчастный ты колхозан, и радости у тебя колхозанские, — посочувствовал колдыбанскому супергерою Геракл. — Знал бы ты, как живут на Олимпе!

И он взахлеб стал расписывать прелести и радости бытия древнегреческих богов. Из его слов явствовало, что Олимп — это такой сверхблатной вип-регион, где во всех сферах быта налажено удивительное сверхспецснабжение.