Русская литература от олдового Нестора до нестарых Олди. Часть 1. Древнерусская и XVIII век

Вот такая у нас грустная история с «Петром и Февронией», потому что Ермолай-Еразм не был понят современниками, его труд – это не повесть, это же житие, оно предназначалось для Великих Миней Четьих, о которых мы будем говорить в следующий раз. Великие Минеи Четьи – это собрание всей христианской литературы Древней Руси. Свод всего, что написано на душеполезную тему на момент XVI века. И естественно, что комиссия этот текст категорически не приняла. То здесь зайцы скачут, то какие-то сказочные мотивы и прочие импортные безобразия. «Нет, спасибо», – сказала комиссия в XVI веке. Дальше пришло советское время. Текст подавался однозначно в рабочее-крестьянском ключе: быть из трудового народа хорошо, Феврония хорошая, Ермолай-Еразм тоже хороший, потому что поэтизирует крестьянство, фольклорные мотивы привносит, иголка эта самая – вот она, крестьянский разнообразный труд, неважно какой. Ура. Н-да. Ну и сейчас… я уже ругалась. Государственный праздник День Ромашки – день памяти Петра и Февронии, текст трактуется как гимн супружеской любви, а немногие читавшие реагируют вопросом «Чё?!», поелику ничего похожего на супружескую любовь там не обнаруживают. И от непонимания пишут разные мерзости в Интернете.

Очень грустная история. Нет повести печальнее на свете, чем повесть о судьбе «Повести о Петре и Февронии».

Еще одна вещь, которую я хочу сказать напоследок. После этой трактовки вам будет немного проще воспринять оперу Римского-Корсакова «Сказание о невидимом граде Китеже и деве Февронии». С ней всё так же печально. Все знаменитые оперы Римского-Корсакова – или сказочные («Садко», «Снегурочка»), или исторические («Царская невеста», «Псковитянка», дописывание любовных арий в «Князя Игоря»), и все они лишены религиозного содержания. И вдруг на этом фоне он пишет вещь абсолютно религиозную, которую у нас и не особо ставили по понятным причинам. Как в Советском Союзе ее ставить? Но в восьмидесятые годы сделали (кажется, всё-таки в концертном исполнении) – там же борьба с татарами, знаменитая «Сеча при Керженце», Китеж ушел на дно озера, чтобы не достаться врагам… Но смысл-то там в том, что счастье обретается только после смерти, только в горнем мире. И свадьба Февронии с ее княжичем происходит в незримом Китеже, то есть они оба погибли: он пал в бою, она была то ли замучена в плену, то ли бежала и погибла в лесу. Сюжетно всё это смягчено, но понять-то можно. Незримый град Китеж становится символом ухода в высший, горний, лучший мир. Глубоко христианская вещь. Почитайте биографию Римского-Корсакова – у него с этой оперой тоже было невесело. Вроде сказочный сюжет, вроде борьба с татарами, но недаром свадьба главных героев возможна только в незримом Китеже. То есть и в опере мирская любовь – это только часть более высокой любви. Как видите, вполне в духе того, о чем сегодня говорили.

Лекция 6. Державные идеи в древнерусской литературе

Ну что ж, мы с вами продолжаем посылать к чертовой бабушке хронологию. У нас снова XV и XVI век в одном. И начнем мы с вами с древнерусской «Повести о Дракуле», что само по себе замечательно, потому что у нас Дракула ассоциируется исключительно с вампирятником, массовой культурой и т. д. Но не волнуйтесь. Дракула в массовую культуру попал давно, еще в XV веке. И сначала, естественно, он попал в массовую культуру европейскую. А на Руси дело было так: думный дьяк Федор Курицын был отправлен с посольством в Европу и там познакомился с расхожими в то время мрачно-анекдотическими рассказами про Влада Цепеша, их записал, и в таком виде у нас появилась, вы не поверите, оригинальная, не переводная «Повесть о Дракуле».

Я не буду сейчас останавливаться на личности Влада Цепеша. Я напомню, что слово «цепеш» означает «прокалыватель», то есть сажатель на кол. Это никакая не фамилия, это такой милый эпитет. А «дракула» – «дракон». Нам важен не Цепеш как историческое лицо, нам важен его образ в культуре; скажу только одно: судя по всему ситуация, при которой его изобразили буквально-таки исчадием ада, в Европе была сугубо политической. Его трения с венгерским королем и прочие подобные вещи. А может быть, был просто слишком богат. В любом случае Влад Цепеш не был каким-то особенно жестоким для своего времени, он просто перешел дорогу не там и не тому, этим обессмертив свое имя, в отличие от своих антагонистов, которые более-менее благополучно окончили жизнь…

И нас он интересует исключительно как литературный персонаж.