Во второй раз А. Белый пробует растолковать читателю свой музыкальный замысел в более развернутой вступительной заметке к «Кубку метелей». Он пишет, в частности: «Меня интересовал конструктивный механизм той смутно сознаваемой формы, которой были написаны предыдущие мои «Симфонии»: там конструкция сама собой напрашивалась, и отчетливого представления о том, чем должна быть «Симфония» в литературе, у меня не было» («Симфонии». С. 252 – 253).
Как видим, вполне откровенное признание, что «музыкальную» сторону первых своих «Симфоний» не умел четко объяснить себе сам же А. Белый. (Сказанное не означает, конечно, что по этой причине музыкальность в них вообще отсутствует.) Далее автор переходит непосредственно к «Кубку метелей» и заявляет: «В предлагаемой «Симфонии» я более всего старался быть точным в экспозиции тем, в их контрапункте, соединении и т.д.» (С. 253). Как видим, ясного разъяснения, в чем же на этот раз состоит музыкальность произведения, снова нет. Вместо этого – опять отвлекающий прием риторического убеждения читателя: не разъяснение, а просто неожиданное использование применительно к словесному произведению чисто музыкальной терминологии – контрапункт, тема и экспозиция, плюс к чему – многозначительное «и т.д.» (причем «тема» явно в музыкальном, а не каком-либо другом смысле!).
Приходится констатировать, что исследователи творчества А. Белого предпочитают как бы верить ему «на слово» в том, что название «Симфонии» приложимо к его литературным произведениям в смысле не фигуральном, а буквальном и конкретном. «Музыкальность» симфоний просто
«Первая симфония Белого, осуществившая новую музыкальную форму в слове, построена как ряд однострочных или двустрочных абзацев. Короткие ритмические фразы, местами переходящие в рифмованные стихи, образуют гирлянды почти песенных строк. Среди них часто появляются строки-отражения, строки-эхо, подхватывающие последние слова предыдущей строки»[265]
. Исследовательница безусловно права в том, что все это – реальные черты текста «Северной симфонии». Но перечисленные ею явления наблюдаются и в рамках чисто литературного ряда (стихосложение), сами по себе прямого отношения к проблеме музыкальности не имея.О «2-й, драматической» («Московской») «симфонии» Т. Хмельницкая говорит как о произведении, создавшем «новый жанр, пограничный с музыкой». Подобные суждения прослеживаются, впрочем, еще в серебряном веке. Но, как представляется, недостаточно просто «присоединиться» к подобным констатациям. «Музыкальность» «Московской симфонии» должна быть либо доказана – продемонстрирована на основе конкретного анализа, либо это произведение А. Белого, вопреки и его собственным заявлениям, и позднейшим суждениям солидаризирующихся с ним авторов, придется считать просто своеобразным, но
А. Белый, еще не доказав самого наличия в «Кубке метелей» музыкальных тем, начинает подробно рассказывать во вступительной заметке, на какие группы распадаются музыкальные темы в этом произведении («тема а», «тема в», «тема с»), в каких направлениях данные темы развиваются («Эти три темы II части – а, в, с, – вступая в соприкосновение с темами I части, и образуют, так сказать, ткань всей «Симфонии» (С. 253). Поскольку в реальной музыке темы действительно претерпевают подобное развитие и поскольку, с другой стороны, автор настаивает на наличии в его произведении тем в музыкальном смысле (несомненно, и в самом деле предприняв – пусть и субъективные – усилия по их развитию), – постольку необходимо попытаться путем анализа словесного текста выявить, что конкретно представляют повторяющиеся, варьирующиеся («развивающиеся», по Белому) его фрагменты, которые сам автор воспринимает и рассматривает как аналоги музыкальных тем.