С 1835 по 1837 г. Фет учился в немецком пансионе Крюммера в г. Верро; он увлечённо занимается классической филологией и начинает писать стихи. Увлечение филологией приводит Фета на словесное отделение философского факультета Московского университета, который он окончил в июне 1844 г. В университетские годы Фет изучает историю мировой литературы, штудирует трактаты Шеллинга и Гегеля и продолжает писать пантеон», а с 1842 г. стихи Фета регулярно появляются на страницах журналов «Москвитянин» и «Отечественные записки». Творческий дебют оказался успешным. Профессор Московского университета С.П. Шевырёв, редактор «Москвитянина», часто принимает Фета у себя дома, добрыми советами поддерживая молодого поэта. С большой симпатией к дарованию Фета отнёсся прозаик и драматург М. П. Погодин, в пансионе которого Фет пробыл весь 1838 г. Затем следует знакомство с критиком В.П. Боткиным, который содействовал публикации стихотворений Фета в «Отечественных записках». Н.В. Гоголь и В.Г. Белинский одобрительно отзываются о стихах молодого поэта. С 1838 г. начинается дружба его с Аполлоном Григорьевым, в доме родителей которого Фет жил в студенческие годы. Как философ и поэт Григорьев сильно повлиял на Фета. Романсное начало в лирике Фета формируется под воздействием романтической поэзии Григорьева.
У Фета появляется великолепная возможность для литературного самоутверждения, но он предпочитает поступить на военную службу, чтобы вернуть дворянское звание. По данным «Летописи жизни А.А. Фета», составленной Г.П. Блоком, в 1845 г. Фет начинает службу унтер-офицером в кирасирском полку, находившемся в Херсонской губернии. Поэт с трудом входит в армейскую среду, но ради своей цели он готов выдержать любое испытание. Военную службу он подчиняет тренировке воли и выработке непоколебимого упорства «к мгновенному достижению цели кратчайшим путем». Это соответствует жизненной философии Фета, где главное – забота о будущем: «Я всегда держался убеждения, что надо разметить путь перед собою, а не за собою, и потому в жизни всегда заботило меня будущее, а не прошедшее, которого изменить нельзя».
Движение к цели по «размеченному» пути потребовало от Фета ещё одной жертвы. Полюбив Марию Лазич (они встретились осенью 1848 г.), Фет, однако, решает расстаться с возлюбленной, испугавшись житейских трудностей: Мария – бесприданница, а сам он был весьма стеснён в средствах. В браке он видит и существенное препятствие в продвижении по службе.
Как раз в это время Фет, уже офицер, добивается самых значительных успехов. Живя для будущего, поэт ещё раз приносит в жертву настоящее.
Фет не подозревает, что после смерти Марии (1850 г.), когда он достигнет Всех высот благополучия (дворянин, камергер, крупный помещик), произойдёт непредвиденное: он станет рваться из счастливого настоящего в прошлое, в котором навсегда осталась его возлюбленная. Преодолевая эту мучительную раздвоенность, Фет создаёт цикл исповедальных стихотворений, посвящённых Марии, куда уже традиционно относят такие стихи разных лет, как «В душе, измученной годами…», «Ты отстрадала, я ещё страдаю…», «Не вижу ни красы души твоей нетленной…», «Солнца луч промеж лип был и жгуч и высок…», «Долго снились мне вопли рыданий твоих…».
Сюда же примыкает исповедальный фрагмент поэмы «Сон поручика Лосева» (1856), где поэт признаётся в самом сокровенном: «Ты, дней моих минувших благодать, / Тень, пред которой я благоговею». Определяющая тональность цикла – трагическая. Не избежал Фет и сурового самоосуждения: он изображает себя «палачом», убившим Марию и своё собственное счастье. В раннем цикле «К Офелии» (1842–1847), хотя здесь другой женский прототип, поэт как бы предвосхитил всё то, что произойдёт с ним и Марией. «Офелия гибла и пела» – это символизирует трагическую судьбу Марии; другая же метафора («И многое с песнями канет / Мне в душу на тёмное дно») становится прологом его собственной духовной драмы.
Трагизм стихотворений о Марии усиливается ещё и влиянием «денисьевского» цикла Ф.И. Тютчева, поэзию которого Фет воспринимал как высшее откровение творческого духа (статья «О стихотворениях Ф. Тютчева» и лирические послания Тютчеву). Фет искал пути сближения со своим поэтическим божеством и нашел: их духовно породнило страдание. Фет был одним из немногих, кто видел Тютчева в дни скорби, когда тот оплакивал смерть Елены Денисьевой. Как только он увидел «изнемогающее лицо» Тютчева, то сразу ощутил: страдания Тютчева – это и его страдания. Автобиографизм Фета органично слился в цикле с духовной биографией Тютчева.