Русская литература XIX века. 1880-1890: учебное пособие

Однако даже на этом фоне выделяются поздние циклы «Загробные песни» и «В том мире», в которых автор, подобно Данте, пытается приоткрыть человеку тайны «того» мира – и тем самым, может быть, как-то гармонизировать предощущение неизбежного конца земного существования. Одно из сильнейших стихотворений в «Загробных песнях» – «Я лежал и бессилен, и нем. Что со мной…» – являет собой «одну из картин толчеи мозговой» умирающего (или находившегося в состоянии клинической смерти) человека.

Это картина опустевшей после бесконечного пиршества Смерти земли, над которой она, Смерть, летает в отчаянной и тщетной надежде найти хоть одну оставшуюся жизнь:

Смерть отпрянула к звёздам! Своим костяком,
Словно тенью, узор их застлала
И, упавши на землю в ущельи глухом,
Обезумела Смерть… Голодала!

Стихотворение завершается неожиданным описанием «бесплотного» Воскресения:

И накинулась Смерть на ближайшего к ней,
На меня! Плоти нет! Привиденье!
Только краски и свет, только лики людей…
Трубный глас… Началось Воскресенье…

Для художественных построений Случевского (как и многих поэтов-философов) свойствен «структурообразующий» мотив двойственности.

Он и в прямых декларациях:

…Я Богу

пламенно молился,Я Бога страстно отрицал..

(«Я видел Рим, Париж и Лондон…»)

Он и в композиции стихотворений, многие из которых проводят свойственную натурфилософской лирике параллель между жизнью природы и жизнью человека. Однако Случевский и здесь оригинален. Часто, начав с описания какого-нибудь несущественного случая, объекта, он проводит неожиданную масштабную аналогию, одним поэтическим «жестом» поднимается к философскому обобщению. Так, отдалённое «мелькание» отмечающих какой-то праздник поселян издали можно принять и за драку – как и (вот он, поэтический «взмах»!) всю человеческую жизнь:

Праздник жизни, бойня жизни,
Клики, говор и туман…
Непонятное верченье
Краткосрочных поселян.

(«Лес густой; за лесом – праздник…»)

Изначальная философичность лирики Случевского обусловила и акцент на понятии и высказывании, а не на формально-содержательном единстве. Отсюда, например, такое множество абстракций (в противовес конкретно-образному началу), отсюда небрежение формой (например, тавтологическая, «детская» рифмовка «прошло» – «отошло» в «Когда бы как-нибудь для нас возможным стало…». Оттого же, может быть, и многостопность стиха Случевского. Велика, например, доля шестистопного ямба – размера раздумчивого, «вместительного». В «Воплощении зла» на такой строке умещается до десяти слов! Плотно вещество такого стиха, в котором Гармония, кажется, с готовностью уступает ведущее место Смыслу.

Но насколько тяжеловесны и порой неуклюжи его многостопные и многострочные размышления – настолько совершенны, изящны образы-миниатюры! Их у Случевского наберётся немало: «В костюме светлом Коломбины…», «Упала молния в ручей…», «Сквозь листву неудержимо…».

Упала молния в ручей.
Вода не стала горячей.
А что ручей до дна пронзён,
Сквозь шелест струй не слышит он.

Зато и молнии струя,

Упав, лишилась бытия.
Другого не было пути…
И я прощу, и ты прости.

В этом маленьком шедевре Случевского – и не всегда находимая у него гармония звука и смысла, и свидетельство гуманистической основы его творчества, и, возможно, намёк на то, какими могли быть его стихи, если бы он сознательно не подчинил их всепоглощающему размышлению о бренности и бессмертии человека.

«Молния» Случевского упала не в ручей, а в широкую и глубокую реку русской поэзии – как раз перед тем, как та приняла в своё русло приток под названием «модернизм».

В. Брюсов, Н. Гумилёв и другие поэты Серебряного века «услышали» Случевского и стали его внимательными читателями. Воздействие Случевского на модернизм бесспорно, хотя и локально.

После нескольких десятилетий забвения, во времена «оттепели», началось возвращение Случевского отечественному читателю, изучение его творчества. Особенно активно этот процесс идёт в последнее десятилетие.

Литература

Тахо-Годи Е.А. Константин Случевский: портрет на пушкинском фоне: Научное издание. СПб.: Алетейя, 2000.

Тахо-Годи Е.А. Лермонтовская традиция в творчестве К. Случевского // «Русская литература». 1993. № 3. С. 3—16.

Брюсов ВЛ. Поэт противоречий (К.К. Случевский) // В.Я. Брюсов. Далёкие и близкие. М., 1912.