Русская Литература XIX века. Курс лекций для бакалавриата теологии. Том 1

Особое место в сатирическом творчестве писателя занимает Козьма Прутков – коллективный псевдоним А. К. Толстого и его двоюродных братьев Алексея Михайловича и Владимира Михайловича Жемчужниковых, выступавших со стихами, баснями, афоризмами, комедиями, литературными пародиями, написанными от лица поэта-чиновника, самодовольного и тупого, добродушного и благонамеренного, который судит обо всём на свете с казённо-бюрократической точки зрения. Впервые имя Козьмы Пруткова появилось в юмористическом приложении к некрасовскому журналу «Современник» под названием «Литературный ералаш» в 1854 году. В «Досугах Козьмы Пруткова», опубликованных здесь, пародировалась самодовольная пошлость, мнимое величие человека с «усечённым» бюрократическим миросозерцанием. Литературные друзья и собратья пародировали эпигонский романтизм популярного в те годы поэта Бенедиктова («Аквилон»), издевались над сторонниками «чистого искусства» («Философ в бане»), над современной лженаукой («Предисловие к «Гисторическим материалам…»), спорили со славянофилами («Разница вкусов»). Произведения Козьмы Пруткова печатались в 1859–1863 годах в «Искре», «Современнике», «Развлечении». Друзья придумали и опубликовали вымышленный портрет Козьмы Пруткова. А в 1863 году, решив расстаться с этой литературной забавой, они напечатали в «Современнике» «Краткий некролог», извещая о смерти знаменитого автора басен и афоризмов.

Бесстрашный сказатель правды

Дружба Толстого с государем, завязавшаяся ещё в детские годы, препятствовала решительному разрыву его с придворной службой. Но осенью 1861 года поэт не выдержал и обратился к Александру II с решительным письмом: «Благородное сердце Вашего Величества простит мне, если я умоляю уволить меня окончательно в отставку, не для того чтобы удалиться от Вас, но чтобы идти ясно определившимся путём и не быть больше птицей, щеголяющей в чужих перьях. Что же касается до Вас, Государь, которого я никогда не перестану любить и уважать, то у меня есть средство служить Вашей особе, и я счастлив, что могу предложить его Вам: это средство – говорить во что бы то ни стало правду. И это единственная должность, возможная для меня и, к счастью, не требующая мундира».

После этого обращения Александр II освободил Толстого от должности флигель-адъютанта, оставив за ним лишь обязанности егермейстера – организатора царских охот. Но высокое придворное положение Толстой использовал всегда с одной целью – «бесстрашного сказателя правды». Он способствовал возвращению Тургенева из Спасской ссылки, хлопотал о снятии опалы с Т. Г. Шевченко, вступался за И. С. Аксакова, которому запретили в 1862 году издание газеты «День».

В 1864 году он пытался спасти Н. Г. Чернышевского. Когда на царской охоте государь спросил его, что делается в литературе, Толстой ответил, что «русская литература надела траур по поводу несправедливого осуждения Чернышевского». Александр II, нахмурившись, прервал его: «Прошу тебя, Толстой, никогда не напоминать мне о Чернышевском!»

Добившись отставки, Толстой целиком отдался литературному творчеству, проживая то в Пустыньке под Петербургом, то в Красном Роге под Брянском. Подобно герою поэмы «Иоанн Дамаскин», Толстой с радостью покинул царский двор и с благоговением отдал себя лесам, долинам, горам и водам, среди которых он только и мог чувствовать благословенную творческую свободу.

Удивительно тонкое и острое переживание природы, питавшее жизненные и творческие силы Толстого, так передаётся им в одном письме к другу из Красного Рога: «…Ночь тёплая, чёрная и чрезвычайно звёздная и с лунным светом, похожим на серебряные вышивки по чёрному бархату. Ночь тёплая до духоты и сырая; соловьи поют до хрипоты, точно они хотят что-то доказать лягушкам, которые не хотят их понять. – И в соседнем болоте издаёт звуки, подобные мычанью быка, птица, называемая выпь; а под моими окнами звучат короткие и металлические ноты козодоя, – точно кто-то щёлкает в серебряный колокольчик. – Солнце только что зашло. Я возвращался вдоль реки с охоты на вальдшнепов и не узнал края… Густой, плотный туман, точно ряд облаков, подымался с вод и серебристой скатертью расстилался по лугам вплоть до ближайшей рощи… Но потом быстро, очень быстро наступила темнота; озеро засверкало под лучами месяца, словно быстротекущая вода, и я вернулся домой весь мокрый, будто из-под дождя. Долго мы ещё сидели на террасе, глядя на эту благословенную ночь и слушая лягушек, выпь, соловья. – Наконец, все легли, а я не могу… и восхищаюсь. Всё поет, всё трепещет, всё звучит, а то, что не может петь, – нарциссы, сирень, простые берёзки, – всё это наполняет ночь самым красноречивым благоуханием».