Русская Литература XIX века. Курс лекций для бакалавриата теологии. Том 2

На молитве в домовой церкви Разумовских Наташа интуитивно ищет выхода из душевного одиночества, ищет сближения с людьми. Когда дьякон с амвона торжественно провозглашает: «Миром Господу помолимся», Наташа, по-своему разъясняя для себя смысл этих слов, определяет суть того единства, которое спасёт Россию: «Миром, – все вместе, без различия сословий, без вражды, а соединённые братской любовью – будем молиться». Общенациональная беда заставляет Наташу забыть о себе, о своём несчастье. Органично живущее в ней русское начало проявляется в патриотическом порыве при отъезде из Москвы.

В эти трудные для России дни духовная любовь Наташи к людям достигает вершины – полного забвения своего «я» для других. Княжна Марья, приехавшая к умирающему брату, замечает: «На взволнованном лице её, когда она вбежала в комнату, было только одно выражение – выражение любви, беспредельной любви к нему, к ней, ко всему тому, что было близко любимому человеку, выраженье жалости, страданья за других и страстного желанья отдать себя всю, для того, чтобы помочь им. Видно было, что в эту минуту ни одной мысли о себе, о своих отношениях к нему не было в душе Наташи».

Переход Наташи в зрелый возраст кажется на первый взгляд чем-то неожиданным: «Она пополнела и поширела, так что трудно было узнать в этой сильной матери прежнюю тонкую, подвижную Наташу…». В грубоватой резкости портрета чувствуешь желание Толстого подразнить определённый круг читателей. Эпилог романа явно полемичен. Он направлен против дурно понятых идей эмансипации и у нас в России, и за рубежом. Иронически рассказывает Толстой об «умных людях», полагающих, что женщина должна блюсти девичье кокетство и «прельщать мужа так же, как она прежде прельщала не мужа». Это развращённый взгляд людей, «которые в браке видят одно удовольствие, получаемое супругами друг от друга, то есть одно начало брака, а не всё его значение, состоящее в семье». Для людей, привыкших брать от жизни только чувственные наслаждения, женщина как мать вообще не существует.

В материнстве Толстой видит высшее призвание и назначение женщины. И его Наташа – идеальное воплощение женственности – в зрелом возрасте остаётся верной сама себе. Все природные богатства её натуры, вся полнота её жизнелюбивого существа уходят в материнство и семью. Как жена и мать, Наташа по-прежнему прекрасна. И когда возвращался Пьер, выздоравливал ребёнок, «прежний огонь зажигался в её развившемся красивом теле» и «она бывала ещё более привлекательна, чем прежде», «яркий, радостный свет лился потоками из её преобразившегося лица».

Одухотворенная чувственность Наташи торжествует в семейной жизни с Пьером. Отношения между ними глубоко человечны и чисты. Пьер не может не ценить в Наташе её женскую интуицию, с которой она угадывает малейшие его желания, и любуется непосредственной чистотою её чувств. Пусть она не очень разбирается в существе политических помыслов Пьера, но зато она всегда улавливает добрую основу его души. Интеллектуальному, размышляющему, анализирующему жизнь Пьеру как воздух нужна Наташа с её обостренным чувством правды и фальши, настоящего и мнимого, живого и мёртвого. Через общение с нею очищается и обновляется его душа: «После семи лет супружества Пьер чувствовал радостное, твёрдое сознание того, что он не дурной человек, и чувствовал он это потому, что он видел себя отражённым в своей жене. В себе он чувствовал всё хорошее и дурное смешанным и затемнявшим одно другое. Но на жене его отражалось только то, что было истинно хорошо: всё не совсем хорошее было откинуто. И отражение это произошло не путём логической мысли, а другим – таинственным, непосредственным отражением».

Княжна Марья

В финале «Войны и мира» звучит гимн Толстого духовным основам семейственности как высшей форме единения между людьми. В семье как бы преодолеваются противоположности между супругами, в общении между ними «снимается» ограниченность любящих душ. Такова семья Марьи Болконской и Николая Ростова, где соединяются в высшем синтезе столь противоположные начала Ростовых и Болконских. Прекрасно чувство любви Николая к графине Марье, основанное на обожании, на удивлении «перед её душевностью, перед тем, почти недоступным» для него, «возвышенным, нравственным миром, в котором всегда жила его жена». И трогательна покорная, нежная любовь Марьи «к этому человеку, который никогда не поймёт всего того, что она понимает, и как бы от этого она ещё сильнее, с оттенком страстной нежности, любила его».

Перечитывая «Войну и мир», Н. Н. Страхов сказал Толстому 27 июля 1887 года: «Если бы я теперь писал свои статьи о Вас, то написал бы иначе. <…> Вы вывели на сцену целую толпу людей религиозных, Вы показали, как растёт и живёт в душе религия, и какую силу она даёт людям. Несравненная книга!»