говорит тень Фиеста, и далее в его же большом монологе объясняется вся предыстория событий, которые должны будут развернуться в трагедии. На монолог тени Фиеста отвечает хор микенянок. Как такового действия, словесного, через диалог, в «Агамемноне» нет, поэтому сходство между этой трагедией Сенеки и «Владимиром» заключается лишь в чисто (и то незначительном) формообразующем плане. Поэтому Я. Гординский, на наш взгляд, не совсем прав, сопоставляя «Владимира» только с трагедией «Агамемнон» и отрицая связь «Фиеста» с пьесой Феофана Прокоповича.
З бездн подземных, з огненной выхожду геенни Ярополк, братним мечем люте убиенный, Брат князя Владимира! (152) – восклицает тень Ярополка.
говорит Фиест, но первоначальная радость свидания с отчизной тут же омрачается упоминанием имени брата, отсюда страх в душе героя: «…и снова страхами душа полна, и тело хочет вспять она увлечь»[220]
. Фиест убеждён, что царство не вместит их двоих, в нём сильно предчувствие гибели.В трагедокомедии Ярополк говорит:
Однако для Яропопка «сие поле болшу скорб и позор лютейший имеет». Герой утверждает: «Увидит мя Владимир и паки убиет» (152). И Фиест, и Ярополк молят о защите богов, призывая их в свидетели злодеяний братьев, оба, отчаявшись, ропщут на «всевышних». Не только первые строки монолога, открывающего «Фиеста», но и живой, органичный диалог в трагедии сближает её с произведением Прокоповича. Образ Ярополка в трагедии выражает во многом её трагическое начало. Ярополк обуреваем страстями, всё в нём клокочет от злобы и зависти. Снедаем ненавистью и Тантал, полный страсти мщения. Коварство и жестокость Атрея в чём-то переплетаются с поведением Владимира. Правда, два брата у Сенеки жестоко мстят друг другу и совершают ужасные злодеяния, исходя из иных побуждений, нежели у Феофана Прокоповича. Атреем движет жажда мести, Владимиром же политические соображения. Философия стоицизма, присущая трагедиям Сенеки, чужда героям трагедокомедии «Владимир». Трагедии Сенеки пользовались во времена Средневековья, а затем и в XVII–XVIII вв. огромной популярностью. Сенека-трагик считался образцовым художником, ему во многих странах усиленно подражали драматурги. Эпоха классицизма весьма высоко оценила творчество Сенеки, блестящими его трагедии считал Скалигер.
Во время трёхлетнего пребывания в Риме создатель «Владимира», несомненно, познакомился со многими постановками трагедий Сенеки в Италии, читал подражателей, «с тщанием» постиг художественный опыт знаменитого римского трагика, знал оценки, данные Сенеке в поэтиках (книги I и V «Поэтики» Ю. Ц. Скалигера Феофан Прокопович активно использовал в своих теоретических трудах). Трагедии Сенеки психологичны и дидактичны. В них слишком много прозрачных намёков на Нерона. Это также сближает насыщенную психологизмом и аллюзиями пьесу Феофана Прокоповича с творениями великого римского драматурга[221]
.С античной традицией, несомненно, связана и комедийная сторона пьесы Феофана Прокоповича.
Яркое комическое дарование создателя трагедокомедии, проявленное им в обрисовке характеров жрецов, было замечено ещё Н. И. Гнедичем. Отметив «говорящие» имена жрецов – Жеривол, Курояд, Пиар, – критик пишет, что они обрисованы с поистине аристофановской весёлостью и свободой. Н. И. Гнедич, первым из критиков обратившийся к «Владимиру», увидел, что для петровской эпохи сатира на жрецов злободневна. Критик подмечает, что Феофан Прокопович осмеивал их, «бросая стрелы, может быть, в современных священнослужителей, имеющих те же слабости».
Правда, политической заостренности во всем этом Н. И. Гнедич не усмотрел. О поражении приверженцев старой веры, о крушении идолов он пишет как о смешном эпизоде, наполненном «красками и даже выражениями в духе Аристофана»[222]
. Сам Феофан Прокопович считал образцовыми комедии Плавта и Теренция, призывал им подражать (382).